Ивановский, начальник штаба дивизии, благополучно добрался до Хайлара. Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 28 ноября 1941 года за активную борьбу против Советской власти в период гражданской войны Ивановского осудили к высшей мере наказания - расстрелу. Кирилла Николаевича перевели из Подмосковья в Омск, где он содержался под стражей в городской тюрьме № 1. Там его 26 августа 1942 года вновь осудили по статье 58-6 к высшей мере наказания - расстрелу. Но расстрелять не успели - через четыре дня после оглашения второго расстрельного приговора, 30 августа, он умер в тюрьме.
Другой заступник ургинских евреев - Лавров, создатель первых монгольских денег, сумел уехать в Харбин. Там он издал несколько книг, но об Унгерне не написал не слова.
Сипайло - Леонид Сипайло, или, как он называл себя сам - Сипайлов, считался комендантом Урги, хотя на самом деле совмещал обязанности начальника контрразведки и столичного полицмейстера. Ему было в то время сорок лет, он окончил классическую гимназию в Томске, но почему-то работал сначала судовым механиком, потом - телеграфистом. Вообще, прошлое его темно: то ли он связан был с уголовным миром, то ли с полицией, а может быть, числился своим и тут и там. Постоянно именуя себя "русским офицером", этот человек в армии никогда не служил, на фронте не был, хотя через два года, представ перед китайским судом, утверждал, будто "контужен в голову, а по русским законам контуженные не подлежат судебной ответственности". По-видимому, первый свой офицерский чин Сипайло получил в семёновской контрразведке, где за несколько месяцев поднялся до полковника - там это было делом обычным. Он хозяйничал в одном из одиннадцати забайкальских "застенков смерти" в читинском особняке, принадлежавшем когда-то Бадмаеву, - и заслужил такую всеобщую ненависть, что, по слухам, Семенов отдал тайный приказ убить его. Но Сипайло удалось бежать из Читы. Он прибился к Унгерну и с тех пор стал неизменным спутником барона, его вторым "я", которое было связано с первым не только по соображениям утилитарной необходимости (Першин, например, считал, что Сипайло нужен Унгерну, как ЧК нужна большевикам), но какими-то гораздо более прочными узами, чьи корни уходят в патологию души обоих.
Полковник Сипайло. Начальник контрразведки Унгерна, полицмейстер и комендант Урги.
Сипайло китайцы арестовали на границе, через год судили; он получил десять лет каторги, откуда, видимо, уже не вышел. Многие жалели, что этот палач так легко отделался, но другие утешали себя тем, что "китайская каторга - вещь пострашнее смерти".
Все ближайшие помощники Сипайло кончили плохо. Панков уже в Китае умер от пули одного из офицеров Азиатской дивизии: тот отомстил ему за прошлое. Безродного, который после убийства Резухина скрылся в лесу, поймали и расстреляли щетинкинцы. Бурдуковский и с ним одиннадцать человек из его команды погибли той же смертью, но их на острове посреди Селенги казнили сами унгерновцы. Когда Бурдуковского уводили на расстрел, он заметил поблизости Рибо и крикнул ему : "Доктор, куда нас ведут?" - "Туда, - будто бы ответил ему Рибо, - куда ты отправил столь многих..."
Рибо и есаул Макеев были в той части дивизии, которую Костромин и Островский привели в Хайлар. Оба они воевали с красными в Приморье, затем осели в Китае.
Ещё один мемуарист - Бурдуков, знавший Унгерна дольше всех, со времени его первой поездки в Кобдо, из своей фактории на реке Хангельцик переселился на берега Невы, преподавал монголистику в университете, составил монгольско-русский словарь. Позже он был арестован и умер в тюрьме.
Алексей Васильевич Бурдуков.
Першин, часть воспоминаний которого, мы читали на наших страничках, после разгрома Унгерна ещё три года прожил в Урге, победители его не тронули. Потом он уехал в Калган и через много лет умер там в нищете и одиночестве.
Ответить с цитированием
