Ой, я вас умоляю, на ферме - может быть и так, но в полевых условиях ведь могут быть варианты ...
Ой, я вас умоляю, на ферме - может быть и так, но в полевых условиях ведь могут быть варианты ...
urii (17.06.2015)
А вообще бывают случаи воровства.Сообщение от Вик С.
Если случается, какая мера наказания?
Ты не поверишь, перелистал поисковик, так и сяк формулируя теги, по которым производится поиск, но ответ по сегодняшнему монгольскому уголовному праву я не нашёл. Было приведено море ссылок на "Ясу Чингис-хана", на 18 степных законов, среди которых есть прелюбопытные, но пока нет ответа - какое наказание последует за кражу овцы.
Я вспомнил рассказ одного из работников Центрального Военпроекта, которые в порядке авторского надзора работали в Монголии в техотделе 31-й бригады, где я во время службы работал. Товарищ летел из Москвы и в самолёте разговорился с одним из пассажиров, оказавшимся работником министерства культуры. Среди тем, затронутых в разговоре, прозвучал вопрос москвича, касающийся таки культурных отношений между мужчиной и женщиной: "А как в Монголии судят за изнасилование?"...
Товарищ из министерства вопрос не понял, переспросив: "А что это такое?"... Пришлось объяснять " что это такое" нашему специалисту из ЦВП:
- Это ... ну, когда мужчина берёт женщину, а она этого не хочет.
- Позвольте, как это "не хочет"?, - возмутился работник министерства культуры.
Может за изъятие овцы тоже бы не судили. Приравняли бы это действо к древнему положению "Ясы": "Если кто проезжает подле людей, когда они едят, он должен сойти с лошади, есть с ними без их позволения, и никто из них не должен запрещать ему это". Правда, людей в описываемом случае вначале не наблюдалось, была только еда - овцы, сошли не с лошади, а вылезли из машины, но самое главное: есть с ними без их позволения, и никто из них не должен запрещать ему это".
Хотя, та же "Яса" предписывает: "... не красть, не лжесвидетельствовать, не быть предателем, почитать старших и нищих, за нарушение — смертная казнь.
Подробное, с картинками, изложение процесса приготовления тарбагана http://valeriymaleev.livejournal.com/232457.html
Евгений.
Ясная (Оловянная-4), в/ч 05204, 1985-1987 г.
Вик С. (18.06.2015)
Я упоминал о некоторых интересных монгольских законах "Ясы Чингис-хана" и 18 степных законах, а в частности о законе, в соответствии с которым все женщины были обязаны ходить с открытой грудью. Закон был принят очень давно, а цель принятия была военная. Так монголы оберегали себя от врагов, переодетых женщинами. Не думаю, что воинственные кочевники боялись врагов, скорее всего женский покрой одежды, ничем не отличающийся от мужского, утомлял глаза, а весёленькая кофточка напоминала о житейских радостях.
Вот и в Корее времён конца 17 - начала 20 века женщины в качестве повседневной одежды носили кофты с частично или полностью открытой грудью.
Но и в Монголии женщины не забыли старый, но такой памятный им закон, не давший им забыть о том, что они - женщины ...
urii (19.06.2015)
Интересный закон...
И снова -мосты ...
"Спустя полтора десятка лет после того как Унгерн был взят в плен и расстрелян, в китайском городе Калгане во Внутренней Монголии одиноким стариком в нищете доживал свой век известный некогда журналист и этнограф Дмитрий Петрович Першин. Путешественник и защитник идеи сибирской автономии, друг Потанина и Ядринцева, он по месту рождения давным-давно взял себе псевдоним, позднее по странной случайности ставший для Унгерна своеобразным приложением к его баронскому титулу - Даурский.
Першин немного знал монгольский и китайский языки, интересовался ламаизмом, собрал коллекцию танок. Долгое время он был чиновником особых поручений при иркутском губернаторе, а уже на склоне лет, в годы Первой Мировой войны принял предложение стать директором Русско-Монгольского коммерческого банка и поселился в Урге. Там судьба Першина-Даурского пересеклась с судьбой даурского барона.
В 1935 году, по просьбе жившего тогда в Тяньцзине историка Серебренникова, в прошлом - министра снабжения в правительстве Колчака, Першин написал обширные воспоминания об этих месяцах, озаглавленные: "Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак: записки очевидца тревожных времен во Внешней (Халха) Монголии". Название выдержано в духе старого доброго времени и сами мемуары написаны в том же ключе. Это спокойный рассказ умного, трезвого, иногда ироничного наблюдателя. Как реалист народнического толка, Першин даёт своим героям прежде всего социальные характеристики, со старомодной добросовестностью выписывает детали, стараясь избежать оценок, не взвешенных на весах объективности и разума. Его взгляд остёр, память не ослабла, но голос уже тронут старческой сухостью. Всё, что случилось в Монголии при Унгерне, для Першина было не роковым часом истории, а всего лишь "тревожными временами". Он пережил их зрелым человеком, когда новые впечатления не способны изменить устоявшийся взгляд на вещи, и перенёс на бумагу в том возрасте, когда близость смерти побуждает быть не судьей, а летописцем."
Вот как описывает Юзефович Л.А. в книге "Самодержец пустыни" столицу Монголии по воспоминаниям Д.П.Першина...
Град обречённый.
Столица Халхи протянулась вдоль реки Толы, чья прибрежная долина одному путешественнику прошлого столетия напомнила "роскошные долины Ломбардии". Русское название города - Урга (от "орго" - ставка) - в самой Монголии знали немногие. Обычно монголы свою столицу называли Их-Хурэ, т. е. "большой монастырь"; в 1911 году она получила официальное название Нийслэл-Хурэ - "монастырь-столица", а еще тринадцать лет спустя была переименована в Улан-Батор.
Город состоял из пяти-шести примыкавших один к другому посёлков и имел форму неправильной подковы, разомкнутой на юг, в сторону Толы, на противоположном берегу которой поднимались величественные кряжи Богдо-ула. Такой столица представала при взгляде на неё с окрестных гор. Внизу она казалась беспорядочным скопищем юрт, русских изб, китайских глиняных фанз, хотя во всем имелся определенный порядок, не доступный взгляду заезжего наблюдателя. Над сплошной серо-чёрной, деревянно-войлочной массой всюду возвышались ярко раскрашенные или позолоченные крыши бесчисленных кумирен и храмов.
Русские путешественники, въезжавшие в Ургу с севера, по Кяхтинскому тракту, перед самым городом должны были спуститься с пологой горы, весь склон которой занимал крупнейший из столичных монастырей - Гандан, город богословов, Афины северного буддизма. Его полное название - Гандан-Тэгчинлин, что значит "Большая Колесница Совершенной Радости". Только Гандан за пределами Тибета имел право присуждать учёные степени теологам, но кроме них здесь обучались и врачи, и те, кого особо отличал Унгерн - астрологи и гадатели-изрухайчи. Здесь хранились высушенные, покрытые золотой краской и превращенные в статуи тела двух предшественников нынешнего Богдо-гэгена, бывших пятым и седьмым перерождением тибетского подвижника Даранаты. В 1904 году из Лхассы, занятой англичанами, сюда бежал Далай-лама XIII, и для встречи с ним в Гандан специально приезжал из Петербурга крупнейший русский буддолог Федор Щербатской: они беседовали о законах древнеиндийской логики. Впрочем, интересы божественного изгнанника этим не ограничивались. Если бы, как позднее надеялся Унгерн, ему удалось встретиться с духовным и светским владыкой Тибета, у них нашлись бы и другие, более земные темы для разговора.
Ближе к вершине холма, на котором располагался Гандан, стояли ослепительно-белые субурганы восьми канонических разновидностей, тянулись ряды молитвенных мельниц-хурдэ под изящными навесами; дальше поднимались каменные ограды, за ними гладкие стены и нарядные многоярусные воздушные кровли храмов, построенных в китайском стиле. Их венчали сияющие на солнце ганжиры - цилиндры-шпили, заполненные "мани", т. е. листками, на которых писался начальный иероглиф мистической молитвы-заклинания: "Ом мани падме хум". Эти загадочные, по-разному толкуемые, слова хорошо знал и любил повторять Унгерн. Над их смыслом он вряд ли сильно задумывался, как не задумываются над словами военного пароля.
На самой вершине вздымалось видное из любой точки города мощное, башнеобразной формы белое здание, самое высокое в столице - храм Мижид Жанрайсиг, посвящённый Авалокитешваре Великомилосердному, чьим земным воплощением считался Далай-лама. Внутри стояло изображение Авалоки-тешвары из позолоченной меди высотой в 80 локтей (более 25 метров). Статуя была так велика, что снизу можно было разглядеть лишь укутанные шёлком колени этого исполина. Его окружали десять тысяч бурханов Будды Аюши, покровителя долгоденствия, которые все оптом были отлиты на одной из варшавских фабрик.
Склоны холма вокруг храмов занимали квадратные дворики с заплотами из жердей. За ними, в юртах - кельях, жили хувараки - послушники и ламы всех степеней. Русские старожилы Урги умели различать монахов разных школ и рангов по форме ворота монашеской курмы, по обшлагам на рукавах, по шапкам, напоминающим то огромные жёлтые грибы, то бордовые фригийские колпаки, то шлемы древнегреческих воинов. От других столичных монастырей Гандан отличался строгостью нравов. Женщинам предписывалось обходить его по окружной дороге, иноверцам вход сюда тоже был запрещён.
От подножия холма, где расположен Гандан, к самому ложу Толы одна над другой шли две широких террасы. Верхняя почти сплошь была застроена домами русского типа: здесь селились выходцы из России. На нижней террасе обитали тибетцы. Восточное лежал большой захламленный пустырь с лавками, складами, торговыми рядами, вечно заполненный шумной и пестрой толпой. Это так называемый Захадыр - центральный базар, самое оживлённое место в городе. Здесь торговали всем, чем можно, и здесь же обсуждались политические дела. Сюда стекались за информацией китайские и унгерновские шпионы: о важнейших событиях тут узнавали раньше и знали больше, нежели в резиденции наместника или во дворце Богдо-гэгена. На Захадыре бился пульс ургинской розничной торговли, но местом заключения крупных оптовых сделок были четыре-пять китайских улиц между Ганданом и вторым по величине монастырем Урги — Дзун-хурэ. Хотя по ламаистским законам никакая торговля не должна производиться вблизи храмов - ближе, чем слышен удар храмового колокола, - китайцы сюда втиснулись вопреки яростному сопротивлению ламства и удержались благодаря поддержке Пекина. Впрочем, храмы с колоколами были везде, до любой лавки долетал звон какого-нибудь из них, так что в конце концов на это соседство стали смотреть сквозь пальцы.
Мне вот интересно,... он до сих пор стоит?И снова -мосты ...
[/CENTER]
Ответить с цитированием
