Интересное о Монголии

[Вик С.]

Когда дети были маленькими, она при первой же возможности уезжала вместе с ними в Москву - квартиру в министерском доме на улице Алексея Толстого ей удалось выбить через советское посольство. Они жили и там, и в правительственном особняке на Ленинских горах. Цэдэнбал не мог их дождаться и забрасывал письмами. В Улан-Баторе Славик и Зориг приезжали в школу в кремовом "мерседесе" с охраной, на них были отглаженные костюмчики с жилетами и галстуки. Её мальчики не курили, не ругались и не дрались, но и друзей у них не было. Когда одноклассник отвесил Зоригу оплеуху, его немедленно исключили из школы, а отца хулигана, небольшого монгольского чиновника, сняли с работы.

Славик окончил МГУ и работает заместителем монгольского представителя в СЭВ, Зориг стал биологом, мать устроила его в престижный исследовательский центр. Потом он пожелал окончить дипакадемию, и она осаждала просьбами советского посла и друзей из ЦК КПСС - мальчику надо помочь. Те разводили руками: сыну Цэдэнбала положена охрана, значит, и за границей его всюду будут сопровождать монгольские телохранители? В конце концов Зорига зачислили в Академию внешней торговли. Её мальчики хорошо устроены, но все равно болит за них душа.

С детьми что-то не так. Отлично образованные, добрые, милые, умные, они выросли неприспособленными к жизненной борьбе, в них не было ни её напора, ни тихого отцовского упрямства. Оба работали в Москве, приставленные к ним телохранители, офицеры монгольской госбезопасности, не хотели её беспокоить и говорили, что мальчики ведут себя прекрасно. Но до матери доходили слухи о ресторанных кутежах, романах с девушками из кордебалета, друзьях из столичной золотой молодёжи, пьяных поездках по ночной Москве со скоростью сто двадцать километров в час. Особенно отличался Славик. А ведь он был чудесным мальчиком, в первый раз проехав по Москве в общественном транспорте, сын вернулся домой в слезах: "Мама, в троллейбусе обругали старушку!"...

Сыновья не спешили пустить в жизни корни, создать семью. Она пыталась женить Зорига на внучке опального Молотова (Цэдэнбал очень его уважал), но ничего не вышло. Ей казалось, дело в придирчивой жене Молотова - Полине Жемчужиной. Когда Молотова отправили в Монголию послом, Полина часто бывала у них в гостях и любила возиться с маленьким Зоригом. Повзрослевший, мальчик стал казаться ей легкомысленным и неосновательным. Настя понимала это по тому, как Жемчужина поджимала губы, говоря о её сыне.

Перед отъездом в Москву Анастасия Ивановна решила побывать в советском посольстве. В былые времена она приходила туда, как хозяйка, решала свои московские проблемы и отчитывала дипработников. Теперь всё изменилось: муж ушёл в отставку, одновременно с этим испарились и её московские связи. Некому стало помогать детям, отобрали даже ордера в ателье ЦК! Секретарши больших людей из политбюро больше не соединяли её с начальством, московские знаменитости - Глазунов, Симонов, Евтушенко, прежде гордившиеся дружбой с Цэдэнбалами, о ней забыли. Через посольство хотела напомнить о себе Москве, но посол был занят, и ей пришлось разговаривать с сотрудником миссии Ивахиным.

[Вик С.]

На следующий день тот подготовил написанную сухим канцелярским языком служебную записку: "А.И. Цэдэнбал озабочена будущим сыновей и просит помочь, также им с мужем нужна дача - ту, что строилась в Жуковке, пришлось сдать правительству Монголии, обслуживанием по линии Министерства общественной безопасности МНР она довольна, но просит вернуть направления в московское спецателье ... "То, что Ивахин обо всём этом думал, осталось при нём, ему было чему подивиться: о пустячных вещах просила вчерашняя хозяйка Монголии, перед ним унижалась женщина, на равных разговаривавшая с Хрущёвым и Брежневым.

Ивахин знал о ней многое - ему это было положено. Став во главе страны, Цэдэнбал долго боролся с противниками в ЦК: их снимали с должностей, отправляли на периферию, причисляли к "антипартийной группе", и за этим часто стояла волевая жена добродушного монгольского премьера. Старый друг Цеденбала, член ЦК, однажды бросил ей в лицо: "Ты пользуешься тем, что стала женой мягкого человека!" - и это дорого ему обошлось. Все, кто не потрафил Анастасии Ивановне, впадали в немилость: академик Дамдинсурэн перестал руководить Союзом монгольских писателей, поэт, написавший о Цэдэнбале сатирические стихи, был осуждён, отправлен на рудники, а после освобождения умер в нищете.

У неё были свои люди и в госучреждениях, и в Министерстве общественной безопасности, она знала всё, что происходит в стране, и калёным железом выжигала малейшую угрозу Цэдэнбалу. Она пеклась и о его здоровье: когда муж отправлялся "в народ", в поездки по дальним аймакам, за ним по пятам следовал офицер Министерства общественной безопасности с флаконом спирта и полотенцем.

Монголы любили своих правителей - и великого хана Богдо-гэгэна, и маршала Чойбалсана, и Цэдэнбала. Вокруг него толпились люди, и каждый старался дотронуться до начальника-дарги, веря, что это приносит удачу. Цэдэнбал пожимал протянутые руки, но после каждого рукопожатия сотрудник охраны поливал правую ладонь дарги спиртом и вытирал её полотенцем. Цэдэнбалу это не нравилось, он пытался возражать, однако жена настояла на своём: разве можно тащить в дом микробов, у них же дети!

У неё были свои слабости: Анастасия Ивановна любила, когда ей целовали ручки и говорили, как она прекрасна. Этим пользовались ловкие люди и делали отличную карьеру.

Все знали, что Цэдэнбал бешено ревнив. В самом начале их брака на отдыхе в Крыму он чуть было не придушил жену, заметив, что та заболталась с офицером охраны - Насте еле удалось отбиться. Ему дважды приносили списки любовников жены, оба раза они летели в корзину: Анастасия Ивановна грозила забрать детей, уехать в СССР и развестись. Веры этим материалам не было, Цэдэнбал считал, что они подготовлены их врагами. Так думали и в советском посольстве - в докладах в ЦК, где скрупулёзно собирался компромат на жену Цэдэнбала, сообщения об изменах не проходили.

Был платонический роман с советским военным представителем в МНР: генерал поцеловал её в щёчку - допущенная вольность стоила ему должности. В Москве с Анастасией дружил знаменитый хирург Вишневский, но и тут всё ограничивалось прогулками, походами в театры и задушевными разговорами. Приехавший в Монголию с официальным визитом зампред Совмина Александр Шелепин, известный сердцеед, влюбил жену Цеденбала в себя по уши, ради него она была готова на многое. В Москве Анастасия Ивановна предложила Шелепину встретиться, но тот сразу пошёл на попятный - обоих просматривали и прослушивали, карьера была ему дороже.

Ивахин отлично знал, что эта женщина не будет размениваться на мелкие интрижки. Ей нужно всё или ничего. К Цэдэнбалу она прикипела, когда тот начал слабеть и ему понадобилась защита, этому делу его жена отдавалась со страстью. Так же самоотверженно, до фанатизма, она занималась монгольским Детским фондом. Бог весть, думал ли об этом Ивахин и было ли ему стыдно: посольство сильно постаралось, чтобы Цэдэнбал потерял власть, а ведь они с женой столько сделали для Монголии.

Цэдэнбал умел ладить с людьми, был дружен и с Брежневым, и с Хрущёвым, в Монголию широкой рекой текли советские кредиты. Строились заводы и больницы, появлялась работа, росли зарплаты - за то время, что он был у власти, население страны выросло в три раза. А его жена занималась монгольскими детьми с той же бешеной энергией, что и своими собственными, всего, что она для них сделала, и не перечесть. Оплачиваемые четырехлетние отпуска для матерей, ясли, детские сады, пионерские лагеря, дома юных техников... В прежние годы в Монголии была чудовищная детская смертность, но Анастасия Цеденбал всё изменила.

Её фонд стал одним из главных учреждений страны, она беспощадно разделывалась с экономящими на подрастающем поколении чиновниками. Анастасия Ивановна могла всё, её боялись, и Монголия на какое-то время стала страной, живущей ради детей. При встречах с Леонидом Ильичом она выпрашивала у Брежнева деньги на свой Детский фонд. Тот морщился: "Ты, Настя, дороговато обходишься советскому народу", но ни в чём ей не отказывал.

Супруги Цэдэнбал на открытии международного детского лагеря.

Всё шло хорошо, казалось, так будет продолжаться вечно... Но Цэдэнбал старел, много пил, и в конце концов Монголией стала управлять его жена.

В посольстве знали, что к середине восьмидесятых годов привычка лидера к спиртному перешла в хронический алкоголизм, что он может работать не больше двух часов в день и по утрам жена рассовывает по его карманам записки с перечнем дел и конспектами того, что нужно сказать. У него отказывала память, с каждым месяцем вождь слабел, и в посольстве росла тревога: одновременно с множащимися недугами Цэдэнбала растёт и крепнет культ личности его супруги.

[Вик С.]

В отправленных в Москву шифровках перечислялись прегрешения Цэдэнбал-Филатовой: представление к правительственной награде домработницы семьи, статья за подписью Анастасии на первой полосе партийной газеты, личная нескромность и грубость. Советских дипломатов беспокоило, что монголы рассказывают о ней анекдоты - они олицетворяли её с Советским Союзом.

Так продолжалось восемь лет - все эти годы в ЦК КПСС разрабатывались планы отстранения Цэдэнбала, но Брежнев к нему благоволил, делу не давали хода. Всё изменилось после того, как гроб с телом советского генсека пронесли по Красной площади.

... Разговор с сотрудником посольства продолжался: Анастасия Ивановна жаловалась, что о её муже забыли, Ивахин поддакивал. О главном они, разумеется, не говорили: отстранение Цэдэнбала было операцией, спланированной и проведенной в Москве.

В 1984 году супруги собрались в Крым на отдых. Но кремлёвские врачи порекомендовали Цэдэнбалу лечь в больницу на обследование. Оно затянулось, наконец, был вынесен вердикт: к значительным умственным и душевным усилиям её муж больше не способен. В то время он и впрямь смутно понимал, что с ним происходит, забывал, о чём говорил полчаса назад, однако Анастасии Ивановне казалось, что дело в уколах, которые мужу делали в кремлёвской больнице. Цэдэнбал был готов принять свою судьбу, но она отчаянно боролась, пыталась дозвониться до тех людей в политбюро, кого считала друзьями семьи. Председатель КГБ Чебриков разговаривал с ней несколько раз, но ничего не менялось, и Анастасия Ивановна сдалась. Цэдэнбал попросил об отставке.

Ивахин написал об их разговоре в Москву, но талоны в спецателье ей не вернули и с дачей не помогли. Когда Цэдэнбалы вернулись в свою квартиру на улице Алексея Толстого, из ЦК прислали большую корзину роз. После этого о них снова забыли.

В 1990 году на волне перестройки Цэдэнбала лишили маршальского звания и нескольких советских орденов. Когда рухнул Советский Союз и Монголией начали править младодемократы, к ним приходила приехавшая из Улан-Батора комиссия. Цэдэнбала хотели вернуть домой и судить, но к этому времени он жил в своем собственном мире, забывая то, что произошло минуту назад, и новые власти оставили его в покое.

Анастасия билась, как рыба об лёд, пытаясь вести хозяйство, экономила, продавала вещи. Цэдэнбал умер в 1991 году, и его, к немалому удивлению жены, похоронили в Монголии с воинскими почестями, как генерала армии.

А вскоре она узнала, что такое настоящая бедность. Сыновья потеряли работу и рассорились. Зориг жил своим домом, с женой, он наконец возмужал и, как мог, боролся с жизнью. А её первенец Славик так и остался холостяком, лишившись места в развалившемся СЭВ, он никуда не смог устроиться. Они жили вдвоём на её крохотную пенсию. Друзьями Славика были черепаха и хомяк: обоих сын назвал Фёдорами.

Четвертого мая 1999 года она упала, ударилась головой об угол шкафа и попала в больницу. Через два дня родственники встревожились из-за того, что Славик не отвечает на звонки, и сообщили об этом его младшему брату. Зориг открыл дверь и нашел брата мёртвым, лежащим в ванной. Денег на похороны не было, Анастасия Ивановна позвонила в монгольское посольство, и оттуда прислали восемьдесят долларов. Прощаясь с сыном, мать не плакала, но смотреть на неё было страшно. Она хотела положить в гроб Славика хомяка Фёдора, её едва удалось остановить.

Впереди были ещё два года, бедность, забвение, время от времени приходящие из Монголии письма с вложенными в них купюрами. Бывшие воспитанники детских домов присылали ей когда пять, а когда и десять долларов. Двадцатого октября 2001 года Анастасию Ивановну нашли в бессознательном состоянии под висящей на стене фотографией: молодой Цэдэнбал обнимает её, улыбающуюся и беззаботную. Из больницы она так и не вышла.

В недалеком будущем совершилось то, на что Анастасия Ивановна даже не рассчитывала - Монголия снова полюбила её семью. Власть младодемократов сопровождалась разрухой и бедностью, у руля снова встала МНРП. Теперь правление Цэдэнбала казалось золотым веком: во время социологического опроса он был признан лучшим монгольским правителем за последние сто лет. В Улан-Баторе ему поставили бронзовый памятник, его внучка, названная в честь бабушки Настей, приезжала в Монголию на юбилей деда.

Свой памятник есть и у Анастасии Ивановны - он невелик, не особенно красив, не слишком на неё похож, но, наверное, она бы ему обрадовалась. Бывший детдомовец Долгорсурэнгийн Дагвадорж, ставший известным сумоистом и живущий сегодня в Японии, пожертвовал на него личные деньги. Бюст Анастасии Ивановны стоит напротив старого пионерлагеря, который она превратила когда-то в международный детский центр, выпросив деньги у Брежнева. Скульптор подарил русской жене Цэдэнбала монгольское лицо - лучшее доказательство того, что эта земля признала её своей ..."

[Вик С.]

Тысячелетиями кочевники разводили овец, козлов и крупнорогатый скот в степях Монголии, собирая свои юрты и мигрируя несколько раз в году вслед за временами года. Так до сих пор живёт приблизительно треть жителей Монголии. Но в течение последних 40 лет вследствие климатических изменений, загазованности и другой человеческой деятельности широкие просторы травяных пастбищ превращаются в пустыню. За последние 15 лет, 200 000 скотоводов были вынуждены оставить свой традиционный образ жизни; многие уехали в Улан-Батор, загрязненную столицу страны, где они собирают свои юрты в пригороде и находят работу строителями, таксистами или дворниками.

Как часть продолжающейся серии, приоткрывающей культурные следствия изменения климата, корейский фотограф Досанг Ли снимает трансформацию Монголии. Но вместо того, чтобы фотографировать колоритных фермеров в пустыне Гоби или убогость района юрт в столице, Ли придумал и воплотил яркие диорамы, которые живо сопоставляют старый монгольский ландшафт и новый.

Фотографии из серии "Мифическая археология»"показывают на вставках прошлое или будущие ландшафты сельской местности. Кочевники, одетые в национальные халаты, выглядят застывшими во времени, будто они выставлены в музее истории. На одном снимке - пожилая пара смотрит из-за ограждения на мужчину и женщину с двумя детьми, одетыми в джинсы и футболки. Старики выглядят словно потусторонние пришельцы из прошлого. Современная семья и окружающие их сухие пески являются олицетворением настоящего и будущего Монголии.

[Вик С.]

[Вик С.]

[Вик С.]

* На вопрос: "Почему национальная одежда "дэли" шьется из ткани разного цвета, а вот кушаки у всех только оранжевого или жёлтого?" - получил исчерпывающий ответ: "Ну, не из зеленого же!"

А всё же у женщин - они зелёные ... "Тут есть какая-то тайна", - сказал когда-то Буратино ...

[Вик С.]

В Монголии найдены ископаемые останки детенышей динозавров с фрагментами яичной скорлупы, сообщает Joinfo.ua, ссылаясь на ИноСми. Это самые молодые из когда либо найденных останков динозавров вида хадрозавров.

Они жили около 70 млн. лет назад, и известны науке как Saurolophus angustirostris, что в переводе означает "ящерицы с гребнем". Исследование привнесёт много новых знаний о развитии динозавров от рождения до взрослых особей.

Детёныши, скорее всего, происходят из одного выводка в районе пустыне Гоби под названием "Гробница дракона". Эти динозавры могли достигать 12 метров в высоту и весить более 2-х тонн. У них был отличительный гребень в задней части головы. У трёх из четырёх детёнышей гребень ещё не развит, что свидетельствует о том, что они были на ранней стадии развития. Учёные пока не определили, погибли ли детеныши до или после того, как вылупились.

[Вик С.]

Монгольский калейдоскоп.

[Вик С.]

Тэнгэр хуйсрах - погода испортилась ... Какая погода, такие о ней и слова. ))