Интересное о Монголии

[СЕРЕГА УКТК]

Караван верблюдов. Вид сверху.

Красиво.

[Вик С.]

Замын нөхцөл байдал хүндэрч байгаа тул онцын шаардлагагүй бол Дархан, Сэлэнгэ, Эрдэнэтийн чиглэлд зорчихгүй байхыг анхааруулж байна.

Из-за сложных дорожных условий важно не посещать Дархан, Сэлэнгэ и Эрдэнэт ...

[Вик С.]

Обстановка в Дархане и Эрдэнэте становится всё более серьёзной ...

[Альфредыч]

Это что же - нонешние фото? Поисковики бастуют, не находят таких ужасов.

[Вик С.]

Это что же - нонешние фото? Поисковики бастуют, не находят таких ужасов.

https://twitter.com/NDarkhanaa

[Вик С.]

"Странно, что никто не снял ещё фильма про барона фон Унгерн-Штернберга. Это был совершенно невероятный человек. Как по масштабу личности, так и по жестокости. Например, именно ему Монголия обязана своей независимостью ..."

В сегодняшней новостной ленте наткнулся на такое упоминание о деятельности барона на территории Монголии. Прочитав статью и комментарии к ней, могу смело сказать: мы об этих событиях знаем гораздо больше и наши источники - это не только книга Леонида Юзефовича, а и воспоминания тех, кто был рядом с Унгерном по идейным соображениям, или в силу стечения обстоятельств. С сожалением, могу сказать: ничего нового узнать не удалось ...

Могу только заметить - спящего китайского часового Унгерн "отметил" ташуром, которым пользовались погонщики верблюдов. Это была тростниковая палка с темляком на рукояти длиной около метра и толщиной "в два пальца", но без петли и небольшим утолщением на ударном конце. Ташур в Конной Азиатской дивизии был обязательным предметом экипировки офицеров и всех всадников некоторых привилегированных частей, говорил о принадлежности к касте избранных и одновременно являлся предметом наказания.

Для желающих ознакомиться со статьёй:

https://mi3ch.livejournal.com/3907072.html?page=2

[Вик С.]

С 4 по 5 мая в сомоне Баянлиг с аймака Баянхонгор прошел фестиваль верблюдов, в рамках которого состоялось соревнование по подъему верблюдов.

Более 10 мужчин выразили желание принять участие в конкурсе, но М.Эрдэнэбаяр, слон сомона (национальный титул борца), занимающийся разведением верблюдов, затмил своих соперников, подняв верблюда весом 300 кг и сумев удержать его в течение пяти минут.

М.Эрдэнэбаяр - 28-летний борец смог бы и дольше держать верблюда, если бы не просьбы зрителей. Они попросили отпустить животное, чтобы предотвратить возможные травмы у богатыря, поскольку через пять минут верблюд начал лягаться.

[Вик С.]

В результате обильного снегопада, сильных порывов ветра и резкого похолодания на территории западной, центральной и восточной Монголии, на междугородних трассах возникли заторы. Нередки здесь аварии и заносы.

В Главное управление по чрезвычайным ситуациям поступило около 1000 вызовов. В результате предпринятых оперативных мер спасателям удалось высвободить из снежного плена 1349 граждан и 242 автомобиля, сообщает пресс-служба Главного управления по чрезвычайным ситуациям.

[Вик С.]

Вот уже почти 100 лет не удается обнаружить пропавшую казну Азиатской дивизии, один из легендарных кладов времён гражданской войны в России.

Молва утверждает, что эти несметные сокровища зарыты где-то в монгольской степи. Однако неоднократно выезжавшие туда экспедиции так и не смогли их разыскать. А в начале 30-х годов харбинский журналист Коробов, очевидно что-то знавший о кладе, предупреждал в газете русских эмигрантов "Рупор": "Не вами спрятано — не вам и достанется, господа! Ценности, оставшиеся после Унгерна, перейдут к тем, кто раскроет тайну исчезновения главной кассы Азиатской дивизии. Ключ же от этой тайны находится в Гумбуме, одном из буддийских монастырей в Тибете".

Начало этой истории относится к лету 1917 года, когда генерал-майор [?] Роман Федорович Унгерн фон Штернберг отбыл из Петрограда в Забайкалье в качестве эмиссара Керенского, чтобы укрепить среди казаков доверие к Временному правительству. Обратно барон не вернулся. Он стал сподвижником атамана Сибирского казачьего войска Григория Семёнова, преемника "Верховного правителя Российского государства" адмирала Колчака. Но получивший чин генерал-лейтенанта Унгерн продолжал борьбу. В начале зимы 1920 года конная Азиатская дивизия, сформированная им из казаков, монголов и бурятов, вторглась в оккупированную китайцами Монголию. Пока растянувшаяся на многие километры армия барона — конница, пехота, артиллерия, обозы — медленно продвигалась по безводной жёлтой степи, сам он во главе передового отряда вышел к монгольской столице Урге (ныне Улан-Батор).

Он верил, что со взятием Урги начнется осуществление его грандиозного плана создания собственной империи, которая будет простираться от Тибета до тунгусской тайги. Будучи дальновидным политиком, барон Унгерн объявил себя защитником жёлтой или ламаистской веры. И даже торжественно принял её, пройдя церемонию посвящения в буддийском монастыре. Он освободил правителя Богдо-гэгэна из китайского плена и после захвата Урги вернул тому власть над всей Монголией, после чего благодарный властитель пожаловал генералу титул Вана, а вместе с ним четыре высшие привилегии: право иметь жёлтые поводья на лошади, носить такого же цвета халат и сапоги, ездить в зелёном паланкине и прикалывать к фуражке трёхочковое павлинье перо.

Жёлтый цвет — это солнце. Зелёный — земля, пробуждающаяся весенняя степь. Три очка в радужных перьях означают третью степень земного могущества — власть, имеющую третий глаз, чтобы читать в душах людей. Пятую привилегию "Облачённый в желтое, Направляющий свой путь жёлтым", как витиевато назвал Унгерна Богдо-гэгэн, присвоил себе сам: забирать в казну своей Азиатской дивизии всё отвоёванное у китайцев золото, поскольку это - жёлтый металл. В числе других трофеев туда попала и метровая статуя Будды из чистого золота. Впрочем, даже не она представляла главную ценность в легендарном кладе барона-буддиста. Значительно большую часть наличности составляла контрибуция, собранная с монголов китайцами якобы за неуплату долгов купцам и ростовщикам из Поднебесной, в сумме около 15 миллионов рублей в царских золотых. Их Унгерн считал своим личным капиталом, которым мог распоряжаться по собственному усмотрению.

К этому остается добавить, что, по меньшей мере с десяток не афишировавшихся их организаторами экспедиций — монгольских, советских и совместных — занимались в разное время поисками "клада Унгерна". С китайской стороны границы в районе озера Буир-Нур и реки Халхин-Гол тоже колесили по степи вольные кладоискатели из числа русских эмигрантов. Однако успехом никто похвастаться так и не смог.

Выходит, казна Азиатской дивизии окончательно утеряна? Для столь категоричного вывода, пожалуй, нет оснований. У "золота Унгерна" обнаружился... польский след. И вовсе не потому, что предки одной из ветвей его рода в 1526 году были приняты сеймом в состав польского шляхетства и получили герб. Просто по случайному стечению обстоятельств к судьбе барона и его сокровищ оказались причастны трое поляков.

Итак, первый источник — это некий пан Антоний Фердинанд Оссендовский, "литератор, путешественник, учёный", как значилось на его визитной карточке. В мае 1920 года он совершил поездку через всю Монголию и был гостем Унгерна. Перед расставанием, по словам Оссендовского, барон вручил ему мешочек с золотыми монетами достоинством 5 и 10 рублей. Эти деньги поляк должен был передать жене Унгерна, проживавшей в то время в Пекине. А ещё генерал предоставил в его распоряжение свой шестиместный "Фиат".

Позднее Оссендовский описал это путешествие в своих мемуарах. Там можно, в частности, прочесть о посещении вместе с Унгерном Гандана — священного города буддийских монахов-лам. Причем барон в присутствии поляка якобы вручил настоятелю завещание и план тайника, в котором спрятаны полторы тонны золота. В завещании было сказано, что, если в течение пятидесяти лет не объявятся законные наследники, всё золото должно быть употреблено на распространение ламаизма.

Что же касается места захоронения клада, то есть свидетельства очевидцев любопытного случая, героем которого был Оссендовский. Однажды на Рождество, будучи среди гостей, под влиянием винных паров "путешественник" сделал неожиданное признание. Подойдя вдруг к книжному шкафу, он взял с полки книжку своих мемуаров. Здесь, на странице сто четвертой, — важно заявил Оссендовский, — помещена фотография того места, где ждут своего владельца огромные ценности. Эту фотографию я сделал сам. Где именно? Скажу так: где-то у истоков Амура ...

[Вик С.]

Итак, первое место клада — истоки Амура, хотя не исключено, если верить Оссендовскому, что мог быть заложен и другой тайник или даже несколько, поскольку после отъезда поляка события приняли неожиданный оборот.

Конечно, к сообщению "литератора, путешественника, учёного" можно относиться по-разному. Но многое из того, что он рассказывал об Унгерне и своём пребывании в гостях у командира Азиатской дивизии, в основном соответствует действительности. Убедиться в этом можно, сравнив тот или иной эпизод из его книги с соответствующими фрагментами из воспоминаний других участников тех же событий.

Вторым источником является Камиль Гижицкий, ополячившийся татарин из Галиции, которому довелось служить при штабе Азиатской дивизии. До этого он воевал против красных: сначала, как легионер Отдельного Чехословацкого корпуса, а затем в рядах сформированной в Новониколаевске 5-й Сибирской дивизии генерала Чумы. Инженер по образованию и специалист по взрывному делу по военной профессии, Гижицкий пользовался полным доверием Унгерна, который поручал ему ответственные задания, требовавшие изобретательности и умения держать язык за зубами.

Гижицкому повезло: после разгрома Азиатской дивизии он сумел избежать плена и, в конце концов, вернулся в Польшу, где в 1929 году во Львове вышла книга его воспоминаний "По Урянхаю и Монголии". Этот человек из ближайшего окружения Унгерна прямо ничего не говорит о местонахождении клада. Единственное, что он позволяет себе, так это, как бы между прочим высказать предположение: искать его следует вблизи озера Буир-Нур, в одной из бесчисленных, заполненных илом и жидкой глиной лощин, которые монголы называют "лагами". Распорядиться, чтобы золото было зарыто в земле, Унгерн не мог, утверждает Гижицкий. Ибо он чтил ламаистские обычаи, которые запрещают копать землю, считающуюся святой. Автор воспоминаний отмечает, что барон даже носил монгольские сапоги с загнутыми кверху носами, дабы ненароком не нарушить ламаистского запрета.

Значит, искать нужно не у истоков Амура, а вблизи озера Буир-Нур?

Как удалось установить историку Адольфу Дихтяру, это противоречие только кажущееся. Известно, что Амур образуется в результате слияния двух рек — Шилки и Аргуни. Значит, с географической точки зрения у него два истока. И если во Внешней Монголии, ставшей после революции МНР, принято считать, что Амур — это продолжение Шилки и Онона, то во Внутренней Монголии, входящей в Китай, с не меньшим основанием видят начало Амура в Аргуни. Оссендовский прекрасно ориентировался в географии Монголии и вот эти-то географические нюансы как раз и брал в расчёт, когда привязывал местонахождение клада к истокам Амура.

На Хянгайском нагорье, откуда берёт свое начало Онон, путешественник не был. Следовательно, если Унгерн доверил ему тайну клада, поляк мог сделать свой снимок только по дороге из Урги через Тамсак-Булак и Амгалан в Хайлар, переправившись через реку Халхин-Гол. Поэтому, говоря об истоках Амура, он имел в виду верховья Аргуни.

Далее, если взять крупномасштабную карту, то на ней видно, что вблизи своего устья Халхин-Гол делится на два рукава: левый впадает в озеро Буир-Нур, правый — в речку Орчун-Гол, соединяющую озера Буир-Нур и Далайнор, а последнее в свою очередь соединено протоком с Аргунью. Так что никаких расхождений между Оссендовским и Гижицким нет. Истоки Амура, о которых говорит первый, и озеро Буир-Нур, относящееся, как указывается в географических справочниках, к бассейну Амура, — это одни и те же места.

Наконец, есть еще и третий источник — Казимек Гроховский. По специальности горный инженер, он долгое время занимался разведкой месторождений золота в южной части Барги, вёл геологические исследования на востоке Монголии. После Октябрьского переворота осел в Харбине, где в 20-е годы стал директором гимназии, в которой учились дети поляков, эмигрировавших из большевистской России. Тогда же начал собирать всевозможные материалы о поляках на Дальнем Востоке, на основе которых написал книгу, изданную в 1928 году в Харбине.

Унгерн тоже попал в поле зрения Гроховского. Вернее, не столько сам барон, сколько его сокровища, которые не давали покоя многим харбинским эмигрантам. На основании рассказов лиц, хорошо знавших командира Азиатской дивизии, Гроховский пишет, что в связи с неудачным началом похода на север первое, что счел необходимым предпринять Унгерн, так это отправить дивизионную кассу из района боевых действий в безопасное место на востоке.

После нескольких дней пути маленькая группа солдат, сопровождавшая ценности, наткнулась на отряд красных. Завязалась перестрелка. Унгерновцы поняли, что исполнение приказа барона зависит от быстроты их коней, и постарались оторваться от красных. Во время поспешного бегства им пришлось даже добивать собственных раненых из опасения, что те могут выдать секрет их миссии. Однако погоня настигала. И вот примерно в 160 километрах к югу от Хайлара они решили закопать золото.

Таким образом, в результате независимых изысканий Гроховского появляется дополнительное уточнение местонахождения клада — в 160 километрах или, скорее всего, верстах, ибо ни русские, ни тем более монголы метрической системой мер в то время не пользовались, к юго-западу от Хайлара. Но это как раз и будут окрестности озера Буир-Нур.

Площадь района вероятного захоронения "золотого клада Унгерна" составляет около 600 квадратных километров. На первый взгляд кажется, что найти его там, пожалуй, потруднее, чем иголку в стоге сена. Однако при использовании современной техники, в частности новейших магнитометров для съёмки с воздуха, эта задача вполне может быть решена."

http://asiarussia.ru/articles/17987/

*Как говорил старый еврей в известном анекдоте:" Я не знаю о чём вы говорите, но надо ехать ..."