Рассказ за фотографию оккупантов на фоне пушки и мента-бандита – автора "Зелёного фургона" от Валерия Смирнова.
"Приморский бульвар узнаваем. Под пушкой сидят австро–венгерские оккупанты. Им–то и уделял всё внимание каждый при взгляде на это фото. Но, в отличие от любителей, профессионал не забывает: любая картина складывается из множества мелких деталей. Кто обратит внимание не то, что на одесситов, уставившихся на порт, стоя спинами к оккупантам, но на смотрящего в ту же сторону гимназиста, прижавшегося к постаменту пушки? Кто вообще способен узнать его? И пушка, и австро–венгры – фон, на котором позирует гимназист, картинно держащий по–наполеоновски правую руку.
Австрийские солдаты в оккупированной Одессе (1918 год).
В те времена этот удравший с концами из своей гимназии пацан стоял в голу команды "Чёрное море". "Кто у них стоит в голу?" — спрашивал меня через десятки лет старый Лев, которого я имел честь знать, также игравший за команду "Чёрное море" и поражавший своей выносливостью, что портовых амбалов в двадцатые годы, что поголовно всех — в семидесятые. Он был таки Львом не только по имени, даже во времена своего шкетства, когда от сильного голода не придумал ничего интереснее, чем взять на гоп–стоп жирного фраера в шикарной шубе, вдавив ему в живот наган с одним–единственным патроном. Всё это закончилось тем, что шустрый шпингалет Лев оказался в доме того так и не ограбленного ним фраера, и потому он стал не налётчиком, а студентом авиационного института, хотя звали обладателя шикарной шубы Михаилом Винницким, который повсеместно известен, как Мишка Япончик.
Через год после того, как Мишка Япончик был убит, тот самый гимназист, случайно попавший в кадр у пушки, уже работал инспектором Одесского уголовного розыска. Затем он взялся выбрасывать такие привычные для Одессы коники, что хоть в Москве за него тоже, как за Мишку Япончика, кино снимай. Он организовал банду, которая, отсиживаясь в Люстдорфе, наводила шорох по всему Городу. Но всему на свете бывает край, и когда эту вычисленную банду брали, её главарь, не сумев уйти от погони, вступил в перестрелку с бывшими коллегами –ментами. Но потом взял и сдался одному из них – Жене, с которым и учился в одном классе, и играл в той самой футбольной команде "Чёрное море".
Его приговорят к расстрелу, и первые красавицы Одессы зарыдают на том суде, а затем было ожидание вынесения приговора, кассация и выход на свободу по амнистии. Бывший мент и бандит по уже сто раз мною названной причине пойдёт хорошо проторенной одесситами дорожке в Москву, где будет работать с тем самым другом Женей в одной газете, и когда уже станет ведущим журналистом газеты "Экономическая жизнь" по настоятельному требованию своего друга напишет повесть.
Он, как и Женя, уйдёт из жизни в сорок лет. Как и соавтор Жени — Илья. И от той же болезни. Которая передалась гимназисту-голкиперу-менту-бандиту-журналисту в наследство от отца. Впоследствии его единственная повесть будет дважды экранизирована. Кроме неё, он написал, в частности, и замечательный рассказ "Фоня", его переиздали в начале семидесятых, и мы, тогда ещё пацаны, потухали при одном упоминании названия этого произведения, а фраза "И тут Фоня увидел вэщь!" стала крылатой в нашем лексиконе.
Такой вот получился рассказ за фотографию оккупантов на фоне пушки, сюжет которого отнюдь не полон … Впрочем, для Одессы, с её воистину легендарной биографией, жизнь никогда не писала иных сюжетов."
Ответить с цитированием