Это было моё первое «боевое» крещение. Всё это уже далеко позади, и опыта чуток побольше, но вот, каждый раз, как только смотрю в прицел, я всегда с улыбкой вспоминаю свой первый выстрел из пушки.
- Готово, - кричу командиру, не отрываясь от прицела.
- Давай короткую...
«Та-та-та», - приглушённый бронёй, отозвался пулемёт на короткое нажатие на кнопку электроспуска.
- Нормально, - доволен командир, - заряжающий, что у тебя?
- Порядок…
- Залп!
Внутренне сжавшись всем телом, нажимаю на кнопку.
«Х-х-а», - выплюнула пушка свой смертоносный плевок. «Ухнуло» так, что вся многотонная махина дёрнулась, и, как мне показалось, подпрыгнула на месте. Перед танком завихрение из дыма вперемежку с пылью. Внутри башни молочная пелена, пороховые газы забивают рот и нос, трудно дышать. Дым быстро рассеивается, - работает вытяжной вентилятор.
- Откат нормальный, …готово, - слышно в наушниках голос заряжающего, успевшего перезарядить пушку. Вдруг, стали ясно прослушиваться какие-то странные щелчки по броне. Их всё больше, больше, - словно кто-то невидимый сыплет горохом на башню. В прицел видно как мимо нас проносятся какие-то светлячки, - трассеры. Недоумённо оглядываюсь на командира, - «…что это?». Кутовой развернул командирскую башенку назад, наблюдает за обстановкой.
- «Пехтура» обнаглела, из «Калашей» шмаляют в нас, - возмущённо кричит он, не отрываясь от триплексов.
- Пугнём их, командир?
- Не вздумай, у нас же боевые, …ах ты ж падла, - вдруг переходит он на брань, резко отпрянув от триплексов и инстинктивно пригнувшись. – Чуть в глаз не попали, сволочи, …триплекс разбили.
У триплексов толстое, непробиваемое стекло, способное выдержать попадание пули любого автоматического оружия, но эффект неожиданности кого хочешь, выведет из себя. Никого больше не спрашивая и долго не раздумывая, я нажимаю на рычаги поворота башни. Стабилизатор загудел слышнее, и башня плавно развернулась в обратную сторону. В прицел хорошо было видно бегущих за нами, в «атаке», пехотинцев. Многие из них, подражая очевидно немцам из фильмов про войну, вели из автоматов «от бедра» прицельный огонь по нашему танку. Видимо им доставляло удовольствие наблюдать, как отрикошетившие от брони пули веером расходились в разные стороны. Возможно, сначала кто-то из них случайно попал по нашему танку, и увиденное им так понравилось, что уже почти весь взвод, следовавший за нами, обстреливал движущуюся перед ними «мишень». Мне хорошо было видно, как по мере разворота башни, улыбка на лицах солдат сменялась гримасой ужаса, глаза округлялись, и они с размаху плюхались на землю как подкошенные. Снега, несмотря на конец ноября месяца, ещё не было, но земля была уже основательно промёрзшая, холодная. Каких либо укрытий на ровном поле тоже не было и солдаты прижимались всем телом к земле, пытаясь хоть как-то замаскироваться. Поводив стволом пушки из стороны в сторону, заставив, таким образом улечься на землю весь взвод, я развернул башню в первоначальное положение.
- Что, «сапоги», не нравиться? - Обосрались? – позлорадствовал я, довольный произведённым эффектом.
Не успели мы, после «боя», заняв своё место в колонне, выбраться из люков и выстроиться перед танком, как нас уже поджидала разгневанная группа офицеров. Невдалеке стояло три «УАЗика», на которых эти офицеры и подъехали к «провинившемуся» экипажу. Среди офицеров я узнал только «своих» - комбата и начальника штаба. Очевидно, остальные были руководителями пехотного батальона и наблюдателями от штаба полка. Все эти офицеры наблюдали за проходившими учениями со стороны, следуя за нами на машинах несколько позади и в стороне от «поля боя». «Наши» офицеры выглядели несколько удручённо. Было видно, что ЧП в их подразделении, ничем хорошим для них не закончится.
Не буду пересказывать все те нелестные выражения и угрозы, прозвучавшие в наш адрес, потому что я был в таком состоянии, что запомнить что-то из сказанного всё равно бы не смог. Но Кутовой, в отличие от меня, воспринял «нахлобучку» спокойно, весь удар за ЧП, принял на себя, и когда он объяснил по какой причине мы «уложили» пехотинцев на землю и показал следы от пуль на броне, - напор пехотных офицеров несколько спал, и они заметно сникли.
А последствия от обстрела были впечатляющими. Почти все ящики ЗИПов в пробоинах и вмятинах от пуль. Пробита фара «Луна», прожектора и чехлы на них. Краска, на танковой броне и башне, в чёрных подпалинах, - следы от пуль. Буквально изрешечена пулями брезентовая «скатка» - полог, и бревно «самовытаскивания». Один из командирских триплексов пришёл в полную непригодность. Пуля отколола кусок стекла, всё что осталось – в мелких трещинах. Лучи света преломляются в разбитом стекле на все цвета радуги и искажают изображение, делая триплекс совершенно бесполезным. Беда не больно большая, но факт есть факт, обстрел боевой машины налицо. Теперь уже наши повеселевшие офицеры, вместе с подоспевшими ротным и взводными наседали на «пехотинцев». Разраставшееся было ЧП, удалось замять, и дело закончилось для нас благополучно.
С тех пор, за Кутовым прочно закрепилось звание «безбашенного» командира, и в батальоне ещё долго посмеивались, вспоминая, как «доблестные» пехотинцы «целовали» землю, пока их командиры безуспешно пытались поднять солдат в атаку.
Ответить с цитированием