«Фотки» мне не понравились. Особенно с голым торсом. Я всегда представлял себя таким крепышом, с развитой мускулатурой, - особенно после машин с углём. А со снимков на меня смотрел незнакомый мальчишка, с почти лысой головой, (наголо я постригся, чтобы было легче отмываться после угольной пыли), испуганными глазами и большими, оттопыренными ушами. На худеньком теле с выпирающими рёбрами, и тонких руках – не было никакого намёка на мышцы.
С тех пор, на какое-то время, я потерял интерес к фотоаппарату, а стал чаще пропадать на стадионе, – крутиться возле турника и брусьев.
Витька же, с энтузиазмом взялся за дело. Он фотографировал всё и всех. Без конца бегал к Поляку на консультации, сидел у него по ночам – проявляя плёнки и печатая фотографии. Он всё чаще стал намекать нам о собственном фотоувеличителе, каких-то бачках, ванночках, глянцевателе и многое другое. Всё это требовало всё новых и новых денежных вливаний. Денег катастрофически не хватало, несмотря на то, что мы регулярно ходили на выгрузку угля. С Колькой у нас была договорённость и он каждый раз, по прибытии машин, начинал собирать грузчиков с нас. Мы уже втянулись в работу, и не страшились её.
Я решил пожертвовать велосипедом, на который копил деньги, и отдать копилку Витьке, - на фотоувеличитель.
Как-то раз, после ужина, я попросил отца распаять копилку, чтобы достать из неё деньги. Всей семьёй мы сгрудились возле стола, пока отец паяльником нагревал жестяную пластинку на коньке стеклянной крыши копилки, чтобы высыпать содержимое. Всем было интересно, и мы с нетерпением ожидали финала, наперебой называя предполагаемую сумму. Сашку копилка совершенно не заинтересовала, и он вдруг с безразличным видом заспешил, и стал собираться на улицу, несмотря на позднее время, вспомнив вдруг, что он «кому-то, что-то пообещал».
И вот содержимое копилки, вытряхнутое на подстеленную газетку, золотой горкой возвышается на столе. Изумлённые мы разглядываем горку. Я судорожно разгребаю её, ворошу. Тщетно. На столе одни медяки, – потому и выглядела она золотой. Лишь кое-где белели серебряные монеты, но они выглядели слабым утешением на медной россыпи. На глаза навернулись слёзы. Всхлипывая, я оставил ненужные теперь монеты и лёг на кровать, отвернувшись к стене. Душили слёзы, давила обида, рухнули надежды и мечты…
Родители стали успокаивать меня, обещая разобраться с воришкой и наказать его. Уговоры родных расслабили меня, и я заревел в голос. Выплакавшись, я ещё долго всхлипывал – и так и уснул, отвернувшись к стене и не раздеваясь.
Припёртый родителями к стенке, под давлением неопровержимых фактов, Сашка признался, что он давно уже пользовался копилкой для своих нужд. Вытряхивал монеты через «трубу» – просовывал нож в прорезь, терпеливо встряхивая перевёрнутую копилку, и монеты скатывались по лезвию ножа. Выпавшие монеты он сортировал – медную мелочь всовывал обратно, а с остальной «валютой» бегал в магазин «за чем-нибудь вкусненьким». Единственное,– он никогда не мог вытряхнуть в один раз все монеты. Сколько бы не тряс копилкой, там всегда оставалось ещё много денег, и он думал, что серебра в копилке ещё много.
Почти все фотопринадлежности мы всё-таки купили. Правда, чтобы собрать необходимую сумму, «на уголь» приходилось ходить почти до самого сентября – до школы. Кое-что добавила мать из семейного бюджета.
Обида на Сашку как-то незаметно, сама собой прошла. Да и он старался меньше бывать на глазах, особенно один на один. Всё реже и реже стал ходить на выгрузку, а потом и вообще отказался.
А в сентябре, как всегда прозвенел звонок, начались занятия в школе, летняя трудовая эпопея закончилась – начались школьные будни…
Ответить с цитированием