Литературная страничка.

[aziat]

Комбат 56.........я так понял,ты его..старшину Володина не "сдал".И он до дембеля был тебе благодарен.Угадал?

[Комбат56]

Комбат 56.........я так понял,ты его..старшину Володина не "сдал".И он до дембеля был тебе благодарен.Угадал?

Угадал наполовину. "Сдать" я его не сдал, но о благодарности... как-то язык не поворачивается.

Чуть позже продолжу, сообщения просмотрю однако.

[Комбат56]

- Командир отделения связи, гвардии младший сержант Давыдов! – представился я, сделав шаг вперёд.
Как, каким чутьём генерал смог вычислить меня. Как он смог узнать, что всё, что творилось в роте, происходило из-за меня. Ведь во всех предыдущих случаях, Белик опрашивал самых молодых, самых зачуханных солдат, по одному виду которых сразу было видно, что уж они то точно подвергаются гонениям. Я же таковым себя не считал, вид у меня вполне соответствовал сроку моей службы, (сказывалась выучка в «учебке»), да и лычки на погонах говорили о том, что я не «салабон». Единственно, - непривычно лысая голова, да несколько измождённый вид от регулярного недосыпания.
- Сколько прослужил, младший сержант, - видимо, чтобы приободрить меня, начал издалека командующий.
-Восемь месяцев, товарищ генерал армии…
-И всё это время служишь здесь, …в этой роте? – продолжал расспрашивать генерал.
- Нет, здесь один месяц, …сюда перевели из первой роты, а до этого закончил Песчанковское учебно-танковое подразделение, …командир танка.
- А почему? – он удивлённо повернулся к Куркову, -…почему, танкист и в связистах? – У вас что перебор? – Командиров девать некуда? - Так мы сегодня же переведём его в другую часть, у нас везде нехватка кадров.
- Неужели переведут?! – пронеслось у меня в голове. – Это же опять новая рота, опять новые люди, к которым надо привыкать заново. – Нет, не хочу! – Ещё не известно как будет на новом месте.
- Никак нет… - заторопился Курков, - …у нас связиста нет, а он разбирается в связи. – Вот и пришлось перевести младшего сержанта в «управление батальона».
- Ну и как, справляется?
- Справляется, за месяц почти все неполадки устранил! – стал нахваливать меня Курков, видимо опасаясь, что меня заберут из батальона.
- Ну, хорошо, …а расскажи младший сержант, как тебе в «управлении», …старшина обижает?
Я перевёл взгляд на Володина. Понимая, что в эту минуту решается его дальнейшая судьба, он весь напрягся и замер, в ожидании моих слов. Видимо он не сомневался, каким будет мой ответ. Да и не только он, но и вся рота, да и батальон тоже. Уж больно на виду у всего батальона проходило наше с ним противостояние. И если за такие единичные и незначительные случаи проявления «дедовщины», которые происходили в других ротах, «деды» получали «сроки» без суда и следствия, то весь батальон, по-моему, уже не сомневался, какая судьба ожидает Володина в дальнейшем.
- Никак нет, …не обижает, - как-то неуверенно ответил я, сам не ожидая от себя такого ответа.
- Да ты не бойся, подумай и не торопись, …у вас в роте неуставные отношения есть?
- Нет, у нас всё по уставу, - более уверенно ответил я командующему.
- Подожди, не спеши, …у вас «деды» рукоприкладством занимаются?
- Нет, не было такого.
- Вот в ротах у танкистов, старослужащие заставляют «молодых» стирать свои «хэбэшки» по ночам, туалеты драить после отбоя, …у вас что, нет такого?
- Никак нет, стирает каждый сам, а убираться убираемся, - но до отбоя, после отбоя все спят, - беззастенчиво врал я генералу.
- Да ты не бойся, видишь, они сами боятся, …попрятались за «молодых», …герои! – А ты старшина, что голову опустил? – Стыдно стало? – Если у тебя в роте порядок, то чего тебе бояться? – А ты, почему лысый? – это уже ко мне, - …кто постричься заставил? – Да ты говори, говори, …не бойся! – Всех пересажаю, но порядок в частях я наведу! – жёстко, почти кричал командующий. – А тебя, если захочешь, сегодня же переведём в любую часть, где пожелаешь служить дальше.
- Да нет, сам постригся, …сам так захотел, - стоял я на своём.
Видя, что уговаривать меня бесполезно, Белик потерял ко мне интерес и стал прохаживаться вдоль строя.
- Ну, может, кого другого старшина или кто другой обижает? – обратился он к «управленцам».
Все молчали, никто не осмеливался произнести ни слова.
- Ещё раз спрашиваю, …неуставные отношения в вашей роте есть, старослужащие издеваются над вами, - остановившись перед «салабонами», в упор спросил он у Лозицкого и Скрипки, которые призвались то пару месяцев назад.
- Никак нет, - неуверенно, с сильным украинским акцентом, поглядывая на меня, замялись те, - …у нас всё хорошо, - подтвердили они мои слова.
Видя, что уговаривать нас бесполезно, Белик повернулся к Володину.
- Повезло тебе, старшина, …встань в строй! – Его благодари, - кивнул на меня командующий, …спасибо ему скажи, не то пришлось бы тебе служить года на два больше, - и круто развернувшись, пошёл к выходу. Вся генеральская свита поспешила за ним.

[Комбат56]

Несколько дней после этого, во всём батальоне, только и обсуждались события, произошедшие во время инспекторской проверки. В нашем же взводе, царила напряжённая атмосфера. Муштра прекратилась. Да и не только муштра. Не стало никаких построений, в расположении строились только на утреннюю и вечернюю поверку. Но к поверке, со списком личного состава выходил, и проводил поверку Данилин. Володин, несколько дней из каптёрки не выходил вообще. Данила проводил поверки, а в парк нас стал водить Мустафа-Оглы. «Деды», которые делали это раньше, (Володин с нами в парк никогда не ходил), почему-то отказались от командования и перевели «стрелки» на Мустафу. Абдуллоев, по началу гордившийся доверием, взялся за дело с энтузиазмом. В большом, не по размеру «танкаче», (маленького роста Абдулла, видимо, чтобы казаться крупнее, любивший носить большего размера вещи), Мустафа почти бегом бежал рядом с ротой, старательно, (подражая танкистам), отсчитывал шаг, пытаясь навести порядок в строю: «…ррраз, …рраз, …раз, два, три! Лллевой, …лллевой! Командовать он не умел, по-русски говорил плохо, с акцентом, сильно коверкая слова – чем смешил всю роту. Над Абдуллой подсмеивались, его команды почти не выполняли, а просто ходили строем, (или подобием строя), потому что так надо было и всё. Да и Абдулле «власть» быстро надоела, и он вскоре несколько успокоился.

Через какое-то время, Мустафа стал выводить командовать взводом меня. Как только отойдём от казармы, скроемся за соседними строениями, (видимо, всё-таки побаивался Володина), он передавал командование мне, а сам пристраивался в хвосте колонны. А по возвращении из парка, так же, не доходя какое-то расстояние до казарм, мы менялись местами.
Однажды, произошло событие, которое отложилось в моей памяти на всю жизнь.
Мы как обычно, не спеша «добрели» до парка. Пристроились к батальону, как всегда, уже стоявшему на плацу перед КПП. Приготовились к разводу. Комбат поздоровался и как обычно передал слово Куркову. Смирнов не любил много говорить и все технические вопросы, (распределение на работы), доверял зампотеху.
После приветствия, Курков скомандовал: - «младший сержант Давыдов, выйти из строя!»
Сделав три шага вперёд, я развернулся и стал лицом к батальону. От неожиданности спёрло дыхание, тревожно застучало в груди.
- Что я ещё натворил, что опять случилось?
И вдруг…
- …От имени командования батальона, и от себя лично, …поздравляю младшего сержанта Давыдова с днём рождения! – За отличное несение службы, - объявляю благодарность…
От неожиданности я даже несколько растерялся. Потом всё-таки сообразил: - «Служу Советскому Союзу!».
Надо же… откуда Курков узнал, что у меня сегодня день рождения? Я и сам то забыл, и если бы не он, то, конечно же, даже и не вспомнил бы об этом.
…объявляю благодарность, - продолжил Курков, …19 лет парню сегодня исполнилось, и в виде поощрения сегодняшний день для тебя объявляется выходным днём! – Можешь вернуться в казарму, и заниматься своими личными делами.
Курков подошёл ко мне, крепко пожал мою руку: - ещё раз поздравляю тебя, …отдыхай сегодня! А затем тихо, чтобы было слышно только мне, добавил: - «…спасибо тебе, сынок!».
Обычно, в наше среде, «сынок» было всё равно, что презрительное «маменькин сынок». Но Курков сказал это с такой теплотой, по отцовски, что глаза у меня подозрительно защипало, и я невольно заморгал.
- Спасибо, товарищ майор… - с благодарностью посмотрел я на Куркова. Впервые, за всё время моей службы, ко мне отнеслись так по-человечески. (Забегая вперёд, скажу, ни до, ни после этого, за все два года службы, я никогда больше не слышал, чтобы кого-то ещё, перед строем, поздравляли с днём рождения). Курков поздравлял меня с днём рождения, благодарил за службу, но, подсознательно я понимал, что это была благодарность за то, что я не «сдал» Володина и не «подставил» таким образом Куркова перед Беликом.

Не успел я ещё переодеться, ко мне подошёл, видимо предупреждённый дневальными, Володин. (После памятного события, я увидел его в первый раз).
- Ты чего это вернулся? – подозрительно разглядывая меня, осторожно поинтересовался старшина.
- Курков отпустил…
- А для чего?
- День рождения у меня сегодня…
-А-а, - он сразу же потерял ко мне интерес, - можешь поспать, …если хочешь, - и Володин вернулся в каптёрку.

Прошло немало дней. Мои отношения со старшиной оставались никакими. Мы почти не пересекались, в моменты коротких встреч, старательно не замечали, сторонились друг друга. Я, не чувствуя за собой вины, не хотел первым идти на контакт с ним, у Володина видимо были свои соображения на этот счёт. И он считал ниже своего достоинства подойти ко мне и извиниться, как ему советовал Белик. Большую часть времени Володин, по прежнему находился в каптёрке, я, избегая его, стал почти всё своё свободное время проводить в Ленкомнате третьей роты, в которой занимался её переоформлением, знакомый мне ещё по «учебке», Изосимов.

[Комбат56]

После дивизионных учений, у нас произошла перестановка. От нас забрали комбата, майора Смирнова. Перевели куда-то с повышением.






Командир танкового батальона майор Смирнов.


К нам же, пришёл майор Баранов.




Командир танкового батальона майор Баранов.


(Тот самый Валерий Баранов, в последствии генерал-майор, получивший тяжёлое ранение во время теракта, покушения на Кадырова 9 Мая 2004 года на стадионе в Грозном. К тому же, по воле случая, Баранов оказался родом из Ташлы, Оренбургской области, куда мне пришлось переехать много позже.)







Новый комбат, в противоположность Смирнову, оказался большим любителем строевых смотров, различных построений и прочей показушной ерунды.
Своё появление начал с батальонного строевого смотра. Готовил батальон к смотру, в виду отсутствия Смирнова, Курков.

Предупреждённый Барановым, Курков должен был представить ему весь батальон, в полном составе и при полном параде, что было проблематично, особенно с нашим «управлением». И если в ротах у танкистов, где всё-таки была относительная дисциплина и порядок, за пару вечеров привели свою амуницию в надлежащий вид и к смотру приготовились, то с нами было посложнее.
Как-то так получалось, что «управленцы» обычно ни на батальонных, ни, тем более, полковых смотрах не участвовали. А так как основной костяк взвода составляли «технари», и самым ходовым и основным видом одежды был «танкач», то оказалось, что шинелей у нас не набирается и на половину личного состава. Да и на те, что были, без слёз смотреть было невозможно. В основном без погон, петлиц и нашивок, грязные и дранные, они мало походили на шинели. (Водители частенько использовали их вместо подстилок, во время ремонта, лёжа под машиной.)

Видя, что привести в порядок то, что есть, и отыскать недостающие шинели не удастся, Курков, договорился и позаимствовал их в артдивизионе.
Мы поменяли пушки на танки в петлицах, прямо поверх родных, нашили свои эмблемы на рукава, и в короткое время, к строевому смотру успешно приготовились.
Баранов батальон осмотрел, остался доволен, командование принял.

Во время обеда, в столовой, дневальный предупредил: «…после обеда, Давыдов, Шагалкин, Кооп и Унру в парк не ходите. – Володин будет ждать вас в казарме».

- Надо вернуть шинели артиллеристам, - встретил нас старшина в расположении. – Шагалкин, ты с Яшкой и Петькой понесёте, а ты, - это уже ко мне, - …пойдёшь за старшего. – Сдашь шинели, …если будут спрашивать меня, скажешь, что заболел, лежит, не может ходить. – Шагалкин с ними, - показал на Петьку Унру и Яшку Копа, - знают куда нести. – Мы вместе получали.
- А где шинели?
- В каптёрке, я уже приготовил их.

Удивлённый доверием старшины, я повёл свою группу «носильщиков» в каптёрку. «…Значит, дело пошло на поправку, - обрадовано подумал я, -…на «мировую» пошёл, доверять стал».
- Вот, забирайте, - показал Володин на три небольших свёртка с шинелями.
- А-а-а, эти? - потерял я дар речи от неожиданности и показал на ровные ряды «артдивизионовских» шинелей висевших на вешалках.
- Эти теперь нашими будут. – Надо «пушкарям» свои «впихнуть». - Курков тебя больно расхваливает, - ехидно ухмыльнулся старшина, - посмотрим какой ты «деловой». – Сможешь сдать эти шинели, значит, будет с тебя толк, а нет, так грош тебе цена.
- Так как же я сдам? – удивлённо спросил я и развернул один из свёртков, распахнув полы более-менее пригодной шинели, в которую были завёрнуты ещё несколько штук, но уже мало похожих на что-то стоящее.
- А это уже твои проблемы! – Думаешь, так просто быть старшиной? - Вот и покрутись, а я посмотрю, на что ты годен.

Ну, такую «лажу» от него я не ожидал. Приподнятое моё настроение, вызванное «доверием» старшины, вмиг куда-то улетучилось.
- Да я и не собирался старшиной быть, мне и на своём месте не плохо. - А сколько штук мы у них брали?
- Тридцать две…
- А здесь сколько? – с сомнением посмотрел я на подозрительно небольшие свёртки.
- Девятнадцать…
- Может, добавим ещё из этих, …чтобы хотя бы количество сходилось, - робко попросил я, не надеясь на успех. Я уже начинал понимать, с какой целью Володин затеял всё это. – …Они же не дураки, обязательно пересчитают.
- Ничего добавлять не будем! – отрезал Володин. – Скажешь, - столько и было. – Да… заберёшь у них расписку. – Курков, между прочим, оставлял, - ухмыльнулся он. – Я им ничего не должен. – А, Курков за тебя заступается, вот и ты постарайся для него.

С поникшей головой и с тяжёлыми мыслями покидал я каптёрку, провожаемый ухмыляющимся и торжествующим Володиным. Я понимал, что задание на сто процентов невыполнимое, и Володин затеял всю эту аферу с одной целью, - чтобы доказать мою никчемность, и уязвить меня.
- Без расписки не возвращайся, - напоследок «напутствовал» он, - в крайнем случае обмани, выпроси расписку, пообещай, что принесёшь остальные шинели.
- Так уж они и поверят, не совсем же убогие там сидят…

- Шинели принесли… - обрадовался солдат, видимо каптёр, когда мы ввалились в каптёрку артдивизиона, куда нас привёл Шагалкин, - давайте, вот сюда сложите, сейчас принимать будем.
Ребята свалили шинели в указанное место и поспешили к выходу.
- Подождите меня у выхода, сейчас я освобожусь, и вместе пойдём, - придержал я своих помощников, в полной уверенности, что афера не пройдёт, злополучные шинели у нас не примут, и их придётся нести назад.
- Ну что, всё, …я пошёл, - заторопился я, надеясь улизнуть, пока каптёр не успел разглядеть принесённые нами шинели.
- Как это пошёл, - удивился моей наглости каптёр, -…а сдавать? – Сейчас старшину позову, пересчитаем, проверим… постой, постой, а вы что это принесли, - изменился в лице он, внимательнее приглядываясь к вороху.
- Ну, всё… заметил, - расстроился я, хотя и был уверен, что подмена обнаружится сразу же. Не заметить подлог мог разве что слепой, да и то не каждый.
- Это что, …это чьи шинели вы принесли, …это чей хлам такой? – потерял дар речи бедный каптёр, вытряхнув из верхнего свёртка его содержимое.
Деваться некуда, надо как-то выкручиваться, -…ваши шинели, мы у вас брали на время, - нагло заявил я, глядя на него честными глазами.
- Какие наши… - чуть ли не закричал обескураженный каптёр, - да мы вам дали все новые шинели для строевого смотра, …ещё ваш майор приходил, просил! – Он ещё и расписку оставил!
- Да, кстати, расписку верни, …шинели то мы принесли, - напирал я на каптёра, втайне надеясь как-то уломать его, пока не появился старшина.
- Какую расписку? – Где наши шинели? - возмутился каптёр, - сейчас старшина придёт, разберётся! - и он направился к двери. Каптёр приоткрыл дверь, вышел наполовину из неё и крикнул дневальному, чтобы он вызвал старшину.
- Расписка, …где-то должна быть расписка, - как заклинание твердил я про себя, - во что бы то ни стало, нужно раздобыть расписку!

[Комбат56]

Решил воспользоваться моментом, пока каптёр объяснялся с дневальным, требуя немедленно найти старшину и ротного, я чисто автоматически стал рассматривать обстановку помещения. Мельком глянул на стол, - пусто, никаких бумаг нет. Только письменные принадлежности. Над столом книжная полка, на ней в два ряда расставлены папки с какими-то бумагами…
У меня есть несколько секунд, пронеслось в моей голове, - нужно постараться этим воспользоваться.
Мгновение, - взгляд на каптёра, - не смотрит! Машинально протягиваю руку к полке. Не выбирая, выхватываю из середины ряда первую, попавшую под руку папку, и наугад раскрываю её. О, чудо! В стопке бумаг лежавшей в папке, разделённой на две половины, (я и сейчас не могу сказать, что моей рукой, а не кем-то свыше), сверху, прямо передо мной, лежала расписка. Обычный тетрадный листок в клеточку. У меня не было времени прочитать её. Успеваю мельком глянуть, - сверху размашисто шариковой ручкой – «Расписка», снизу – «майор Курков» и подпись. Она! Мгновенно выхватываю расписку из папки и сую в карман брюк, одновременно с этим захлопываю папку и ставлю её на место. Пронесло!

Оглядывается каптёр, видимо почувствовавший какое-то шевеление за своей спиной. Но я уже успел поставить папку и с безразличным видом разглядываю помещение. От волнения сердце колотится с бешеной силой. Не выдать бы теперь себя своим поведением.
Нашёл! Успел! Сколько же прошло времени? Секунд пять, шесть, - не больше! Какое же чудо мне помогло? Из десятков одинаковых, ничем не отличающихся папок, стоявших на полке, в руки мне попалась она! Та единственная, так нужная мне! И раскрылась то она именно там где лежала расписка! Я никогда и ни кому не поверил бы, что такое могло бы случиться, если бы это не произошло со мной. Да! Это правда! И это было именно так!

Через какое-то время, в каптёрке появились вызванные дневальным старшина и ротный. Очень долго и трудно описывать то, с каким ужасом и чуть ли не слезами на глазах, старшина с каптёром во главе с командиром роты рассматривали принесённые нами шинели. С каким старанием они буквально по листочку, несколько раз, перелистали все папки в поисках расписки. Перерыли всю каптёрку. Больше всего я переживал, что обыщут меня, видно было, что и они горели таким же желанием. Были у них большие подозрения, что расписка находится у меня. Но каптёр клятвенно заверил их, что не отлучался из каптёрки никуда, и меня одного в ней не оставлял ни на минуту. (Что было действительно так, не уходил ни на минуту, а всего лишь отвернулся на несколько секунд). Я с готовностью подтвердил слова каптёра, и запальчиво отверг все намёки на то что если расписка до моего прихода была, а с моим появлением исчезла, - значит, она находится у меня.
Обыскать себя я не дал, настаивая на том, что, если расписка была, по их словам, в папке для бумаг, в какой именно я не знал, то для её поиска, мне пришлось бы затратить на это, минуть десять, не меньше. А так как каптёр никуда не отлучался, в документах я не рылся, то и претензий у них ко мне быть не должно.
Сколько нелестных слов я услышал в адрес Володина и Куркова. Меня задевать они скорее всего опасались, видимо втайне надеясь, что я верну им расписку. Да и я им объяснил, что я всего лишь посыльный, ко всему этому никакого отношения не имею, и претензии пусть предъявляют старшине.
Промурыжили они меня там часа два, не меньше. Понимали, что с моим уходом лишатся последней надежды. А я, видя их взаимные препирательства и по мере снижения давления на меня, стал понемногу наглеть. Настаивая на том, что старшина якобы наставлял меня или принести расписку, или забрать шинели назад, я стал делать вид, что ввиду отсутствия у них расписки, намерен унести с собой и шинели.
Видя, что они могут лишиться и того немногого, что у них есть, артиллеристы, скрипя сердцем, с большой неохотой отпустили нас.
Володин не поверил своим глазам, когда я выложил расписку перед ним на стол. Множество эмоций отразилось на его лице. Здесь была и радость от халявно приобретённых шинелей, и удивление, и гримаса разочарования из-за того, что мне удалось выкрутиться из такого сложного и затруднительного положения.
«За удачно проведённую операцию» по всучиванию «барахла» артиллеристам, Володин даже похвалил меня. Правда не лично.
На следующий день, ко мне подошёл Курков. Еле сдерживая эмоции, (глаза лучились, улыбка на лице), Курков спросил: - «…и как же тебе удалось «пушкарей» провести? – Как удалось расписку раздобыть?»
- Ловкость рук, товарищ майор… - не стал я раскрывать всех секретов.
- Ну молодец, …старшина тобой тоже доволен!

С тех пор, обязанности старшины фактически перешли ко мне. Володин только официально числился старшиной, сам же он полностью самоустранился от всех обязанностей. Тем более вскоре он демобилизовался, и меня приказом назначили замкомвзвода, с исполнением обязанностей старшины. Я стал исполняющим обязанности, а не освобождённым старшиной как Володин, только потому, что командование батальона посчитало необходимым не освобождать меня от обязанностей командира отделения связи, так как я был единственным связистом на весь батальон.
Может показаться, что у меня предвзятое отношение к Володину, и я наговариваю на него из за личной неприязни. Заверяю, что это не так. Уверен, что практически у всей роты были с ним натянутые отношения. И он это прекрасно знал, и если, занимая должность старшины, вёл себя вызывающе нагло, фактически, как выяснилось, всё-таки побаивался нас.

В последних числах апреля, я и ещё десять человек из батальона, (механики-водители), выехали в командировку в Псков. В Стругах Красных стояла кадрированная дивизия, в которой мы должны были получить восемнадцать тяжёлых танков времён Отечественной Войны ИС-4, (Иосиф Сталин), находившихся там на консервации. Пока получили, пока эшелоном довезли, прошёл почти месяц. Когда вернулся в батальон, «дедов» в роте уже не было, все демобилизовались. Так вот, ребята рассказывали. Володин тщательно скрывал от всех день своего отъезда. Каким-то образом им удалось узнать день его увольнения. Но Володин исчез из батальона за три дня до отъезда. Собрался по-тихому, и ушёл, ни с кем не попрощавшись. Говорят, прятался где-то у земляков. Всё-таки боялся. Знал, что его отношения с коллективом, добром не кончатся. Были случаи, когда таких вот, дорвавшихся до власти и в конец обнаглевших дембелей, в последнюю ночь перед увольнением, в отместку за издевательства, сослуживцы избивали до полусмерти. (С двенадцати часов ночи, дембель считается уволенным в запас, становится фактически гражданским человеком. В части, за него ответственности уже не несут. С уголовным делом, если оно будет возбуждено, должна заниматься милиция, которой в воинские части ходу практически нет. Да и сам избитый, понимая, что разборки затянутся на долгие месяцы, а «получил» он за дело, старается никуда не заявлять, и уезжает домой в синяках.) Частенько, «умные» дембеля, чтобы не попасть в подобную ситуацию, так же как и Володин, скрывались из своего подразделения заблаговременно. Я не знаю, готовилось ли на Володина «покушение», или он перестраховался, врать не буду.

[Комбат56]

Не буду спрашивать, стоит ли продолжать? "Колхоз" дело добровольное, тот кто хочет прочитает а кому не нравится - насильно мил не будешь.
Хочу рассказать о моём друге и однополчанине Изосимове. Думаю завтра и начну...

(А в "Даурию" по возможности ещё вернёмся.)

[Старшой]

Давай продолжай, интересно.

[Хамит-76]

Подтверждаю, слова Старшого. Просим, просим. Вообщем Василий. ты включил машину времени с обратным отчётом, в прошлый Век.

[Старшой]

почитал... был свидетелем того что дембелей, в день отправки домой, котлы и деды отдубасили...

летали табуретки, группы солдат смешались в махаловке... трудно было разобратся кто кого месит... мы не встревали...

У нас такого не было, провожали торжественно, уезжали эшелоном, редко кто уезжал самостоятельно. В эшелоне бывали разборки уже между дембелями.