На перевязки, я, всегда ходил с матерью. Тётя Лиза Калинина была единственной медичкой на всё село. Она была и медсестрой и санитаркой, и фельдшером и врачом, она же и роды принимало у всех местных рожениц. И жила она здесь же, при больнице, в отдельной комнатке. Жила она одна. Ни мужа, ни детей, ни каких либо родственников у неё не было. Я опасался её, так же, как и все дети боятся врачей. Наверное, потому что дети связывают с белыми халатами боль и кровь, шприцы и уколы, недопонимая, что врачи избавляют от боли, а не доставляют её. Но ещё меня настораживал вид тёти Лизы. Её голова всегда была повязана белым платочком, который был опущен очень низко, на самые глаза. Под платком угадывалась лысая голова. К тому же у неё совершенно не было ни бровей, ни ресниц.
После нескольких перевязок, я стал привыкать к ней, и всё меньше и меньше побаивался её странного вида. Тем более что каждый раз тётя Лиза угощала меня карамелькой, ласково разговаривала, нахваливая за терпение. И пока мать придерживала мою руку, закрывая её от меня своим телом, чтобы я не видел рану, она что-то там отмачивала, промывала, смазывала, бинтовала. Всё это она проделывала быстро и бережно, ни на минуту не умолкала, и развлекала меня своими разговорами.
Мать сдружилась с тётей Лизой. После перевязок они подолгу разговаривали о чём-то в полголоса. Иногда шептались, оглядываясь по сторонам, хотя рядом никого кроме меня не было. Чаще рассказывала тётя Лиза, мать слушала с сострадальческим лицом, сочувствующе охала и ахала. Иногда они тихонько плакали, вытирая слёзы кончиками платков, жалея и успокаивая, друг друга. Я не понимал причину их слёз. Ведь их никто не обижал, и у них ничего не болело. Да и разговоры их были мне не понятны, часто звучали незнакомые мне слова.
Как-то я не выдержал, и спросил у матери: - Мам, а что такое «репрессировали», «реабилитировали», с трудом выговорил я незнакомые слова.
- А откуда ты про это знаешь?
- Слышал от тёти Лизы, когда вы с ней разговаривали.
- Рано тебе ещё об этом знать, вот вырастишь и всё узнаешь. - И вообще никому ничего не рассказывай о том, что слышал, это взрослые разговоры, и тебя всё это не касается. - Понял?
- Понял, понял… - я вздохнул. – Как помощь какая нужна, или чтобы не плакал, так «ты уже взрослый», а как рассказать что, так «ты ещё маленький, вот вырастишь, потом», передразнил я мать.
- Мам, - не отставал я, - а почему тётя Лиза такая страшная?
- Как страшная? – не поняла мать, - … она очень даже симпатичная женщина.
- Ну не страшная, а просто, почему она всегда на лысо постригается, и даже брови с ресницами сбривает?
- Да нет, - вздохнула мать, - не постригается это она. – Это у неё после болезни. – Облысела она так.
- А что, бывает такая болезнь? – удивился я.
- Да вот, оказывается бывает…
- А что это за болезнь такая? …- как ею заболевают?
- У тёти Лизы жизнь очень тяжёлая была, всю семью у неё арестовали, всех родных. - Кого-то в тюрьму посадили, кого-то расстреляли, …тётя Лиза вот сначала тоже в тюрьме сидела, а потом её сюда отправили, на поселение. - Тётя Лиза расстраивалась очень, переживала, боялась. - Ведь её тоже могли расстрелять. - Вот после всего этого она и облысела.
- Как арестовали? – Кого расстреляли? – в горле у меня пересохло, -…немцы штоли расстреляли? – не понял я.
- Да нет, наши…
- А за что? – я и сам не заметил, что перешёл почти на шёпот.
- Сказали что они враги народа…
- Как враги народа? – И тётя Лиза тоже? – не поверил я.
- И тётя Лиза тоже… - подтвердила мать.
Я надолго задумался. Новость поразила меня. – Мам, какая же тётя Лиза враг народа? – Она же всем помогает, всех лечит… - Она же друг народа, а не враг. - Разве враги лечат людей? – Мам, а вот если собрать всех жителей нашего села, то это будет народ?
- Ну конечно все жители, это народ… - не поняла мать, куда я клоню.
- И если все скажут, что тётя Лиза друг народа, то её не расстреляют, и в тюрьму не посадят?
- Да успокойся ты, её и так уже оправдали, «реабилитировали», и она теперь такой же свободный человек, как и все, и даже может ехать куда захочет.
- А где она раньше жила, и почему тогда она не уезжает домой?
- Она в Москве раньше жила. - А не едет туда, потому что боится. - Вдруг опять всё это начнётся заново. - Да и некуда ей ехать. - Родственников у неё не осталось, а квартиру у неё забрали, «конфисковали». – Говорит что здесь ей спокойнее, да и привыкла она уже здесь.
После этого разговора я стал по-другому относиться к тёте Лизе, - к этой женщине, так много испытавшей и перенёсшей за свою жизнь. Много позже, я где-то прочитал, что в годы войны, по приказу Сталина, у всесоюзного старосты Михаила Калинина репрессировали всю семью, и отправили, куда-то в Казахстан. Вполне возможно, что тётя Лиза Калинина была одной из родственниц старосты. А может быть это всего лишь совпадение, а тётя Лиза, одна из однофамилиц.
Палец, спасибо тёте Лизе, у меня сросся, зажил и вполне нормально работает. О травме напоминает лишь слегка утолщённый и искривлённый ноготь.
А строить блиндаж, я, почему-то расхотел…
Ответить с цитированием