Литературная страничка.

[Александр]

РЕВОЛЬВЕР-НАГАН (образца 1915 года)





Этот револьвер стянул один прапорщик-начальник склада вооружения, пользуясь общей неразберихой при отправке оружия и другой дребедени с его склада в другую часть.


Похитив револьвер, прапор умело подставил караул сопровождения во главе с доверчивым лейтенантом. В результате караул, который, естественно, похитил, в пути следования, кое-что из охраняемого имущества (полушубки, те же куртки танковые, зачем-то противогазы и дымовые шашки и т.п.) был арестован в Пензенском гарнизоне, а похищенное изъято. Но не револьвер. Cолдатики и лейтенант клялись и божились, что и близко к ящикам с оружием не подходили. И хотя ящики, как показал следственный эксперимент, были запломбированы так, что позволяли достать оружие без повреждения пломб, караул был так искренен, так здорово признавался во всех других своих прегрешениях, что это поневоле навело нас на мысль заподозрить прапора, который сам ящики и пломбировал.


Одно дело заподозрить, а совсем другое доказать. Может быть читателю уже скучно, спрашивает, а где же Алик?


Спокойно, дорогой читатель, уже скоро наш герой появится на сцене жизни и круто изменит ситуацию.


Сам прапор, у которого просто на морде было написано, что это он, подлец, тиснул ствол, сидел на губе и не кололся. Дело в том, что особисты, которым на процент раскрываемости было наплевать, а за сохранность оружия они отвечали головой, шепнули проказнику, что как только ствол будет у них, прапора отмажут. Но прапор, обоснованно не верил как в ст. 38 УПК РСФСР, где в качестве смягчающего вину обстоятельства упоминалось признание и раскаяние обвиняемого, которой мы его усердно пичкали, так и в посулы особистов.


Поэтому он и ствол не подбрасывал, когда особисты для этого негласно ночами отпускали его с гауптвахты, так и военной прокуратуре днем на гауптвахте в хищении оружия (до восьми лет) не признавался.


Храбрый был и хитрый, а также он был умный, хладнокровный, с сильной волей и имел шурина в военной прокуратуре другого округа (тоже лучшего следователя), который ему популярно объяснил, что особисты все хамы и лжецы, а сознанка - путь на зону.


Когда прапор пробыл десять суток на гауптвахте как военнослужащий, его по ст. 122 УПК как подозреваемого поместили на трое суток в КПЗ Оренбургского УВД.


В течение трех суток подозреваемому или избирается мера пресечения или он выпускается на свободу. Все трое суток Вова Родионов просидел с подозреваемым, но ничего не добился.


Храбрый и хитрый прапорщик сидел, не сознавался и считал часы до выхода на свободу, как посоветовал ему опытный шурин.


Решено было злодея выпускать, так как на косвенных доказательствах прокурор санкцию на заключение под стражу не давал.


Алика послали освобождать прапорщика. Тот пришел в КПЗ, вызвал прапорщика, который радостно, предчувствуя освобождение, поздоровался со старшим лейтенантом.


Алик пригласил подозреваемого в отдельный кабинет и официально объявил последнему, что его, прапорщика, по выходе из КПЗ отвезут в одно место для опускания и опетушения специальным взводом бойцов, которых, якобы, для этого дела прокурор выписал из конвойного полка МВД.


Далее Алик подробно описал технологию способов и методов этого действа, причем (как объяснял потом прапорщик) проявил в этом деле познания, далеко выходящие за рамки профессиональных.


Перепуганный прапорщик, который не имел на этот случай инструкций от шурина, тут же сознался, где спрятал оружие. Это было вечером в пятницу.


Алик составил протокол и радостный обмывал свой успех до понедельника, решив, как великий мастер сюжета, поразить всех с началом новой недели.


А в понедельник утром на совещании у прокурора, когда мы продумывали дальнейшую стратегию по этому делу, Алик гордо положил протокол с сознанкой на стол прокурора. Тут мы про все и узнали: и что Алик дело раскрыл, и что Алик прапора отпустил в Тоцкое, и даже до вокзала проводил “ чтобы не убежал”. Хотя убежать из Оренбурга в Тоцкое было удобнее всего именно с вокзала. Нужно было только купить билет и сесть на поезд.


В это время, по закону жанра, позвонил Юра Бабанов из Тоцкого и сообщил, что ночью кто-то подкинул наган в Особый отдел. Юре дали задание осмотреть место, где этот наган по протоколу Алика, был спрятан и он сделал отличный снимок отпечатка нагана в песке.


Прапор-то даром времени не терял. Он из Оренбурга позвонил шурину и, поняв задачу, поехал в Тоцкое, вытащил из тайника наган и подбросил его под ноги часовому в Особом отделе.


Тут же он заказным письмом направил жалобу Генеральному прокурору СССР и уехал на рыбалку, так как все это происходило во время его законного отпуска.


А мы, дураки, потом еще месяца два проводили всякие экспертизы изъятого нагана на предмет сравнения частиц почвы на оружии и с места, где оно было спрятано. Все совпадало, а фотография четкого отпечатка нагана в песке под складом, именно в том месте, которое указал прапорщик, до сих пор хранится у автора.


Однако все было ни к чему, так как прапор резонно объяснял следствию, что оговорил себя под воздействием угрозы насилия, а с наганом все манипуляции проделали следователи, которые непременно хотели его, невиноватого, засадить. Тем более что по времени, указанному Аликом в признательном протоколе допроса выходило, что допрашивал он прапорщика как раз в то время, когда тот ехал в Тоцкое в поезде “Оренбург-Куйбышев”, чему нашлись и билет, и свидетели.


В общем, не сошлось у нас - и дело не довели и объяснения писали.


Один Алик ходил гордо и, хотя получил выговор, всем говорил, что вот он дело раскрыл, а эти, “которые очень умные” (это мы все вместе с прокурором) не смогли до конца довести.


Надо сказать, что в военной прокуратуре, в то время не практиковались методы раскрытия дел, путем нарушения соц.законности. А коли такие случаи выявлялись, оперативники сами становились подследственными.


Алику было разъяснено, что его ждет незавидная судьбы, если он не прекратит самодеятельность. Даже проводилось служебное расследование.(c)(