Литературная страничка.

[Комбат56]

Валера, где обещанные шаржи?

[Комбат56]

Пока есть немного свободного времени - продолжу...

Не успели мы, как следует притереться между собой, ещё только приглядывались друг к другу, как мне пришлось расстаться со своим экипажем.
Первого декабря, ровно через десять дней после моего прибытия в часть, сразу после утреннего построения, меня вызвал к себе зампотех батальона майор Курков. Крупный, под два метра ростом, атлетически сложённый, с широкими плечами и мощной мускулатурой, - майор Курков одним своим видом вызывал уважение. Говорил он всегда тихо и спокойно, и, забегая вперёд, хочу сказать, что за все полтора года, что я прослужил с ним в одном батальоне, я ни разу не слышал, чтобы он хоть когда-то повысил голос. Но также, я не припомню ни одного случая, чтобы кто-то посмел ослушаться Куркова, или не выполнить его приказа.
Когда я, вызванный дневальным, вошёл в кабинет к зампотеху и доложил о своём прибытии, я увидел папку «личного дела», которую майор Курков видимо до этого изучал.
- Кем работает твой отец? – сразу же без лишних слов спросил он у меня.
- Радистом… - не понял я, куда он клонит.
- А ты в радиосвязи разбираешься?
- Нет.
- Но ты же технически грамотный хлопец, - он так и сказал «хлопец», чем вызвал некоторое моё удивление, - …десять классов закончил, автошколу, …в учебном подразделении, вот тут пишут, - он склонился над бумагами, - … знание радиостанции Р-113, и работа на ней, - «отлично».
- Но мы ведь только работали на ней, …включить, выключить, настроить. – В пределах учебной программы. А что там внутри, принцип её работы - без понятия, - начал «юлить» я, понимая, что меня «сватают» на какую-то новую должность.
- Всё понятно, - не терпящим возражения голосом, заключил Курков. – Общие понятия есть, а остальному научишься в процессе. – С сегодняшнего дня, ты переводишься в «управление батальона», на должность командира отделения связи. – В батальоне больше половины радиостанций не работает, а связиста нет. – Бывший уволился в запас, смену себе не подготовил, да и сам, в последнее время, практически не работал. – Так что берись за дело. – Даю тебе месяц времени, чтобы вошёл в курс дела, и ещё месяц на устранение всех неисправностей. – Но чтобы к февралю месяцу всё работало стопроцентно, в феврале у нас будут дивизионные учения. – Дневальный, …- крикнул он через дверь, - Володина ко мне!

- Старшего сержанта Володина, к майору Куркову! – тут же раздался истошный крик дневального.
Через несколько минут в приоткрытую дверь просунулась чёрная курчавая голова. На макушке, непонятно каким образом, молодцевато примостилась солдатская фуражка, - …разрешите, товарищ майор?
- Заходи, заходи старшина… вот, принимай к себе, - младший сержант Давыдов, будет у нас вместо Ерошкина, связистом.
Володин с интересом, оценивающе взглянул на меня, я в это время рассматривал его. Небольшого роста, чуть сутуловатый, отчего казался ещё ниже, щеголеватый старший сержант. Нижняя челюсть чуть выдвинута вперёд, губа слегка отвешивается, что придаёт лицу брезгливое выражение. Голос хрипловатый, но хрипота искусственная, напускная, - под «Высоцкого» косит, про себя определяю я.
- Откуда он, …из «учебки» прислали? – Связист? – интересуется Володин у Куркова.
- Из первой роты, …наводчиком у них был.
- А как же связистом… - недоумевает Володин.
- Ничего, научится… в «учебке» на командира учился, в радиосвязи понимает, а в остальном со временем разберётся. – Иди, собирай свои вещи, - выпроваживает меня из кабинета Курков.
Нахожу Третьякова, сообщаю о переводе в «управление батальона». Старшина слегка удивлён, скорее всего, новость для него была полной неожиданностью.
В каптёрке выдаёт мне «мои» вещи: поношенную «парадку», такую же фуражку, старенькие ботинки, шинель, видавший виды вещмешок.
- Товарищ старшина, это не мои вещи, - недоумеваю я, - …у меня всё новое было, я же вам лично сдавал, - наивно напоминаю я.
- Твои это вещи, твои, …ты просто забыл, - ласково сообщает мне Третьяков.- С чем пришёл к нам, с тем и уходишь. – Давай забирай всё, и дуй отсюда, …и чтобы я тебя больше не видел, - принимает он угрожающий вид. Делать нечего, сгребаю всё в охапку, выхожу в коридор – жду. Через какое-то время, из кабинета выходит Володин.
- Что, уже готов? – подходит ко мне, - А что это за старьё у тебя? – Где успел поизноситься?
- Да это… старшина мне это выдал, - смущаюсь я. – А так у меня всё новое было, в «учебке» получал.
- Кто-о? ...Третьяк? - возмущённо оттопырив нижнюю губу, прохрипел Володин. – Да что он наглеет? За кого он меня держит? – закипал он. – Сейчас я разберусь с ним, …пойдём!
- Может не нужно… - осторожно пытаюсь я избежать конфликта.
- Что «не нужно»? - он меня за «бедного» держит… - да я его сейчас «порву как Тузик грелку», - и он уверенно зашагал к каптёрке первой роты. – « А старшина – вроде мужик ничего, - обрадовано подумал я, отправляясь следом за ним, - такой в обиду не даст».
- А-а, «Сутулый» ты? - Заходи Вовка, гостем будешь, - радушно встретил Володина Третьяков и захлопнул передо мной дверь, сверкнув глазами в мою сторону. Я отошёл в сторонку, настороженно поглядывая на дверь, за которой разгорался нешуточный спор. Хриплый, напористый голос Володина сменялся спокойным, насмешливо-издевательским, уверенным в себе голосом Третьякова.
Так ничего и не добившись от Третьякова, Володин вышел от него весь в красных пятнах, злой, взъерошенный. Кивком головы позвал меня за собой. В каптёрке, (порядок которой заметно отличался от каптёрки первой роты), указал место для вещей и недовольно буркнув, отправил на построение.
После построения в «расположении» и переклички, заспешили на улицу, где уже почти весь батальон был готов для следования к местам «работы». Нашёл свой экипаж: - «… меня в «управление» перевели», - удручённо сообщил я им. – …Может к комбату подойти, попроситься назад?
- Ты что назад! Жаль, конечно, что от нас уходишь, привыкать уже стали, но в «управление» попасть не так-то просто. Тебе здорово повезло, там же полный «вольняк», …кем ты там будешь?
- Да связистом каким-то, …вроде даже командир отделения. Я, правда, не знаю ещё, что это такое…
- Связистом, …вместо Ерошкина? Ну-у, это вообще-е, …он же здесь как король ходил! Держись за это место, не пожалеешь!
- Да как-то непривычно, мечтал танкистом стать, …а тут, каким-то связистом.
- Ерунда всё это, …главное пристроиться вовремя куда надо. А в «управлении», …там же почти как на «гражданке».
Пока шли к «парку», я успел заметить что в «управлении» действительно как на «гражданке». В колонне лишь первые несколько рядов, состоявшие из «молодых», поддерживали некоторое подобие строя. Остальные же шли «вольно», не в ногу, разговаривая между собой и даже умудряясь дурачиться и смеяться. Что для меня, после «учебки» и дисциплинированной первой роты, было крайне непривычно.

[Комбат56]

После развода «на работы», отделившись от всего батальона, как «пленные румыны» побрели к автопарку. Машины «управленцев», как оказалось, стояли не в тёплых боксах, как танки всего батальона, а всего лишь под навесами. По приходу к гаражам, все водители ушли к своим машинам. «Деды», отдав кое-какие распоряжения «молодым», почти все зашли в слесарку, (единственное отапливаемое помещение).
Я, не получив ни от кого никакого задания и не зная чем мне заняться, стал слоняться по гаражу, разглядывая стоявшую там технику. Машин было много. В основном «стотридцатьпервые» «ЗИЛы». Бортовые и тентованные, топливозаправщики и летучки, несколько «ГАЗ-66ых». В отдельном боксе, на деревянных подставках, рядами стояли полевые кухни.
Я слонялся по гаражу и разглядывал технику до тех пор, пока не уткнулся в одного из водителей. Маленький, юркий солдат, в большом не по размеру «танкаче», остановил меня возле одного из тентованных «ЗИЛов».
- Как твая фамилия? – с сильным среднеазиатским акцентом спросил он меня.
- Давыдов.
- Слюшяй Давидов, ти типерь в «управлении» будешь слюжить. Вот тибе первий задания. Вот эта машина «дедюшки» Мустафа-Оглы. За сегодня, от здесь, - указал на капот машины, - до здесь, - показал на поддон картера, - должен блистеть как у кошки яйцо. Видро здесь, бензин здесь, - указал на висевшее ведро и на бензобак. - Кагда закончишь, - далажишь «дедюшке»… Абдуллоев Мустафа-Оглы, - представился он и протянул руку для рукопожатия. Я пожал ему руку, и тоже назвался полностью, - вот и познакомились.







Конечно, особой радости от такого знакомства я не ощущал, понимая, что мыть чужие машины, я не обязан, но, ещё не зная своих прямых обязанностей и не горя желанием с первого дня вступать в конфликт со старослужащими в новом для меня подразделении, я решил не спорить с Мустафой. Молча взял ведро и принялся сцеживать бензин из бака.
- Сам виноват, - укорял я себя, - нужно было где-нибудь «зафиксироваться», создать видимость работы. Знаю же, что нельзя разгуливать без дела, а сам хожу как по Эрмитажу, - вот и нашёл себе приключение на одно место...
Было морозно. Градусов, наверное, около десяти. Мокрые от бензина руки просто окоченели, замёрзшие пальцы совсем не слушались, и работа продвигалась очень медленно. С трудом отмыл замасляный и закопчённый капот, часто делая остановки и дыханием отогревая околевшие руки. Подошёл какой-то водитель, похоже, тоже из старослужащих.
- Ты чего здесь делаешь?
- Да вот, попросили… - я насторожился, – сейчас, наверное, будет заставлять и свою машину отмывать…
- Кто попросил, Абдулла что ли?
- Да, вроде бы,… Мустафа-Оглы.
- Абдулла, - крикнул он в сторону слесарки, - …Абдулла, иди сюда дарагой! …Хохол, слетай за Мустафой, он в слесарке отсиживается, - отправил он за «дедюшкой» водителя, крутившегося возле соседней машины. Через пару минут подошёл Мустафа: - « ти што миня звал, Данила?».
- Ты, чурка, чего наглеешь? Ты, почему заставил его мыть свою машину?
- Данила, ти, зачем говоришь «чурка», - обиделся Мустафа, - я тибе всегда говорю «Лёха», и тибя прашу, гавари мне Мустафа-Оглы. Мамой клянусь Лёха, он сам папрасил миня памыть мой машину.
- Ладно, Абдулла, не обижайся, …но я мамой клянусь, что сделаю из тебя чурки, Буратину, если ещё раз увижу его возле твоей машины. Сам довёл её до такого состояния, - сам и отмывай. Привык на арбе ездить, …это тебе не Таджикистан!
- Ти чо, Данила, пачему ти кричишь на миня, …я что, не дедюшка?
- Дедушка ты, дедушка, - усмехнулся мой избавитель, - но машину будешь мыть сам! Его не трогай! Это наш новый связист, вместо Ерошкина будет, понял! А ты, - повернулся он ко мне, - не поддавайся им, на шею сядут. - Будешь всех слушаться, - задолбают.
- Да он, в общем-то, и не наглел, …попросил помочь. Всё равно я не знаю пока чем мне заниматься.
- Вообще-то, …здесь тебе делать нечего, ты должен быть в парке боевых машин, у танкистов.
- Да я ещё не знаю своих обязанностей, мне никто ничего не говорил.
- У тебя Калачёв начальник, знаешь такого?
- Нет ещё.
- «Старлей», …сегодня его почему-то нет. Завтра придёт, - озадачит. А сегодня будешь помогать, если кому-то нужна будет помощь, но только чтобы за них ничего не делал, только помогай! - Понял?
- Понял…




Водители Управления Танкового Батальона. Слева направо - рядовые Куракин, Кулизнёв, Ерастов, Колесов, Хохлов, Киселевич, крайний справа я.

[Хамит-76]

Да вспомнил, как нас троих ребят казахов в полку не иначе как чуркками и называли. Но через два месяца меня уже называли по имени или по фамилии или просто Казах. Это не так просто далось, для начала нужно было это отстоять, меньше четырёх фазанов ко мне не подходило и это при моём весе 57 кг. и при росте 1.72 м. Там среди фазанов был один боксёр под 1.80м. бил оченьточно в челюсть и многих молодых ребят он болтанул, т.е. сажал на задницу.Но со мной у него почему-то не получилось хоть их было четверо, а получилось обратное. Это я говорю всего лишь об одном эпизоде, там продолжение следовало, но почему-то у этих фазанов ничего не получалось, сломать меня. Наверно на самом деле я был тупой, как чурка. Вообщем система дала сбой. И один был в поле Воин. Сразу скажу. это был не героизм и не крутость, а был простой животный страх не быть оскорбённым или униженным. Наш 5-й и 8-й полк в дивизии были самыми беспрдельными. В 8-м полку служил НИК-8 (Николай) он из Кисилёвска. Вот так мы из чурок, через два месяца превратились в нормальных Казахов.

[Комбат56]

И в мыслях не было кого-то обидеть или оскорбить. Так было! Вы все служили в одной со мной армии и вы это знаете.
А по поводу "постоять за себя" дальше...

[Хамит-76]

И в мыслях не было кого-то обидеть или оскорбить. Так было! Вы все служили в одной со мной армии и вы это знаете.
А по поводу "постоять за себя" дальше...

Василий, о чём ты говоришь ни каких обид, это реальность и правда жизни. От этого ни куда не уйдёшь. Нужно писать так, как на самом деле было без ретушей. Наоборот пиши. Мне интерсно вспоминать свою молодость.

[Старшой]

Василий, нет слов, ЗДОРОВО! Кое - что схожее было, хоть самому садись и пиши.

[Хамит-76]

Василий, нет слов, ЗДОРОВО! Кое - что схожее было, хоть самому садись и пиши.

А почему нет. если есть что писать, то надо выкладовать. Глядишь и на сборник на собирается. Тем более Володя ты же писал, как вы пельмени делали и ещё успевали угощать.

[Старшой]

А почему нет. если есть что писать, то надо выкладовать. Глядишь и на сборник на собирается. Тем более Володя ты же писал, как вы пельмени делали и ещё успевали угощать.

Василий закончит, может быть что и напишу.

[Комбат56]

День прошёл, без каких либо эксцессов. Водители частенько собирались в кружок, перекуривали, рассказывали анекдоты, «травили» байки, смеялись. Во время первого перекура, я обошёл весь круг, называя себя, - знакомился. Но с первого раза мало кого запомнил, тем более что представлялись они по имени и фамилии, а обращались друг к другу больше по прозвищам. Меня особо не задевали, «управленцы» присматривались ко мне, я – к ним. Иногда, при необходимости, помогал кому-либо из водителей. Да, особой работы, в общем-то, и не было. С кем-то поменяли запаску, перебортировали баллон. Кому-то рукояткой проворачивал коленвал, пока водитель регулировал зажигание. Всё делалось спокойно, неспешно. Мне начинало нравиться в «управлении».

Первый день в новом, для меня подразделении заканчивался.


Сразу после ужина, когда мы вольным шагом пришли из столовой и шумной толпой ввалились в казарму, каждый стал заниматься своим делом.
Похоже, что в «управлении» действительно был «вольняк». Если у танкистов в расположениях всё было в движении; постоянные построения по любому поводу и без повода, какие-то работы по уборке помещения и наведению порядка, шум и выкрики, - то в «управлении» было совсем по другому. Тишина, спокойствие. Солдаты разбились по группам, и откровенно «отдыхают». Старослужащие, полулёжа на койках, (что совершенно недопустимо в ротах у танкистов), что-то увлечённо обсуждают. Слышны весёлые голоса, смех, порой даже взрывы хохота, - полная раскрепощённость. Несколько в стороне, группа молодых солдат, (очевидно «зелёные»), о чём-то вполголоса переговариваются, время от времени бросая завистливые взгляды в сторону резвящихся «дедов». Держатся несколько скованно, да и сидят в основном на табуретках, лишь кое-кто присел на краешек кровати, - вольность непозволительная, но здесь очевидно – допустимая.


Я присел рядом со своими «годками». Своеобразная иерархия соблюдается и здесь. Почти все «молодые» сидят на койках. Но именно сидят, - прилечь как «деды» никто не осмеливается, а может это мне так кажется. Ведут то они себя свободно, раскрепощено, без оглядки на реакцию «дедов». Как я уже понял, основной костяк их призывался с Алтайского края. Очевидно, некоторые из них были знакомы и до службы в Армии, или имели общих знакомых, что было видно по их разговорам.
«Подкалывали» двоих. Толстенького Яшку Коопа и долговязого, застенчивого Петьку Унру. Они из какой-то деревни Славгородского района. Короче, Яшка Кооп написал своим друзьям письмо, в котором красочно описывал свои и Петькины «боевые подвиги».
На самом деле подвигов никаких не было, Яшка с Петькой первые пол года службы были стажёрами и до сих пор за территорию автопарка самостоятельно не выезжали, они только-только получили машины, и их «шишиги» ещё стояли на колодках.
Больше всех старались Яшка Эргардт и Вовка Жуков. Они из Славгорода, и каким-то образом прознали о Кооповских фантазиях, (может быть, нашли и прочитали его письмо, а может быть Яшкины и Вовкины друзья написали им об этом). С азартом они наседали, пересказывая и смакуя каждый «подвиг», на пунцовых от смущения и вяло оправдывающихся «героев».