На рубеже XIX и XX вв. правящая верхушка Монголии начинает проявлять интерес к России, что было связано с поиском внешней опоры в борьбе за независимость от Китая. Монголия, более 200 лет входившая в состав Цинской империи, искала способы освобождения от власти последней. До тех пор, пока династия Айсинь Гиоро не вмешивалась во внутренние дела Монголии и предоставляла право жить по собственным обычаям, монголов устраивало текущее положение дел. Однако начавшиеся со стороны Китая колонизация монгольских земель и ассимиляционная политика являлись угрозой для монгольской национальной идентичности, подрывали основы существовавшего экономического уклада и вызывали у монголов все большее и большее недовольство. Это заставило их искать союзников в борьбе против Цинской империи. В качестве покровителя политическая и религиозная
элита Монголии видела Россию, с которой её связывали нарождавшиеся экономические связи. Так, уже в начале XX в. хошунные князья и Богдо-гэгэн VIII
обращались по дипломатическим каналам к российскому императорскому правительству с финансовыми просьбами, которые зачастую удовлетворялись. Например, в 1900 г. Богдо-Гэгэну VIII Николаем II была одобрена ссуда в размере 30 000 рублей, а в 1898—1902 гг. монгольские князья получали займы
от Русско-Китайского банка. Выдавая ссуды монгольским князьям, российское правительство тем самым способствовало уменьшению экономической
эксплуатации монголов со стороны Китая.
Необходимо отметить, что интерес Монголии к России не являлся односторонним. Прежде всего, для российской правящей и культурной элиты Монголия
не представляла собой terra incognita. Проводившиеся во второй половине XIX в. под руководством П. П. Семенова, Н. М. Пржевальского, Г. Н. Потанина,
В. А. Обручева, М. В. Певцова, Г. Е. Грум-Гржимайло многочисленные экспедиции Императорского российского географического общества,, результатом которых явились топографические, географические, этнографические описания Центральной Азии, познакомили российское общество с Монголией.
Участие в экспедициях художников и фотографов позволило при помощи изобразительных средств создать образы Монголии и её населения. Определённую роль в увлечении Монголией сыграли и поездки в Центральную Азию востоковеда, писателя и коллекционера ламаистских древностей
князя Э. Э. Ухтомского, чьи научные труды и коллекции были известны и пользовались большой популярностью не только в России, но и в Европе. Помимо научного и культурного интересов, существовали экономико-политические факторы, способствовавшие сближению России и Монголии в начале XX в. После краха внешнеполитических планов Российской империи на Дальнем Востоке в результате неудачной русско-японской войны 1904—1905 гг. Россия начинает обращать внимание на Центральную Азию. Уже в ходе войны с Японией Заамурский округ Отдельного корпуса пограничной стражи занимался изучением политического, экономического и военного положения Монголии...
Летом 1911 г. в Санкт-Петербург прибыла монгольская делегация с просьбой к российскому императору о приёме Монголии в подданство. Делегация действовала втайне от китайских властей, не обладала статусом официального посольства и её действия носили разведывательный характер. Вскоре после возвращения депутации на родину в Китае произошла Синьхайская революция, ознаменовавшаяся свержением Цинской династии, что дало Монголии возможность отмежеваться от Китая. Несмотря на то что монголы выбрали главу государства в лице Богдо-гэгэна VIII и создали своё правительство, их стремления простирались к обретению полной независимости от Китая и признанию этого факта другими государствами, в особенности
Россией.
В результате 21 октября (3 ноября) 1912 г. в Урге между Россией и Монголией был заключён договор о дружбе, по которому Россия признавала автономию Внешней Монголии. Это должно было способствовать повышению статуса Монголии в глазах мирового сообщества. Договор со стороны России подписал глава русской дипломатической миссии в Урге И. Я. Коростовец, со стороны Монголии — глава совета министров Сайн-Нойон-хан. Монголия нуждалась в добрососедских отношениях с Россией, а Россия, не преследуя империалистических целей по отношению к Монголии, предпочитала видеть её в качестве буферного государства на границе с Японией и Китаем. После подписания договора правительство автономной Монголии обратилось с просьбой к Николаю II об отправке в Россию посольства с целью принесения благодарности по поводу заключения договора.
Николай II, исходя из взаимной заинтересованности государств в продолжении политического и культурного сотрудничества, разрешил монгольскому
посольству посетить Россию. Это было первое официальное посольство автономной Монголии, которое положило начало складыванию дипломатических
отношений между двумя государствами.
Глава русской дипломатической миссии в Урге И. Я. Коростовец с целью поддержания дружественных отношений с Монголией рекомендовал полностью оплатить пребывание монгольской делегации в России, тем более что посольство везло подарки императорской семье и было хотя и небольшим, но представительным по составу. Оплата расходов монгольской депутации была необходима еще и потому, что такого рода мероприятие в финансовом
плане было тяжелым бременем для небогатой монгольской казны. Об этом было известно из донесений И. Я. Коростовца и переписки между министерством иностранных дел и министерством финансов, в которой обсуждались просьбы монгольского правительства и лично Богдо-гэгэна о займах.
Так, товарищ министра иностранных дел А. А. Нератов в секретном письме № 937 от 10 сентября 1912 г. на имя министра финансов В. Н. Коковцова сообщал о ходатайстве монгольских министров во главе с СайнНойон-ханом об оказании Халхе очередной денежной поддержки в размере двух миллионов рублей, поскольку поступавших в ургинскую казну доходов не хватало даже на приобретение оружия и обмундирования и на содержание армии и администрации. Поскольку просьба монгольского правительства о ссуде хронологически совпадает с его же ходатайством о приёме посольства, можно предположить, что, во-первых, средств на осуществление дорогостоящих дипломатических акций у автономной Халхи не было, и во-вторых, об этом было известно в Санкт-Петербурге. Поэтому министр иностранных дел С. Д. Сазонов, разделяя мнение Коростовца об оплате пребывания монгольской делегации, обратился к министру финансов В. Н. Коковцову с отношением № 1442 от 1 декабря 1912 г., в котором просил «уведомить, насколько представляется осуществимым предположение господина Коростовца», при этом сообщая, что «конечно, предполагается обставить пребывание посольства в Санкт-Петербурге на возможно скромных началах». Несмотря на то что расходы по приему иностранных депутаций и посольств не имели отношения к средствам государственного казначейства, прецеденты такого рода существовали. Так, например, в 1907 г. департаментом государственного казначейства были оплачены поездка в Санкт-Петербург отправленного негусом Менеликом абиссинского придворного чина для поднесения подарков российскому императору и путешествие чрезвычайного персидского посольства для объявления о вступлении на престол МохаммедАли-Шаха. В связи с чем В. Н. Коковцов отношением № 13319 от 14 декабря 1912 г. уведомил С. Д. Сазонова о том, что «если Министерство Императорского Двора не найдет возможности принять означенные расходы на свои средства… будет испрошена (В. Н. Коковцовым) необходимая на удовлетворение этих расходов сумма за счет десятимиллионного фонда». Не имея полной уверенности в том, что пребывание монгольской делегации будет оплачено министерством финансов, С. Д. Сазонов 17 декабря 1912 г. обратился к министру императорского двора В. Б. Фредериксу с просьбой «испросить Высочайшее соизволение на то, чтобы монгольское посольство во время нахождения в Санкт-Петербурге было помещено за счет Министерства императорского двора, с предоставлением
ему условий, коими обычно обставляются посольства от азиатских народов». Барон В. Б. Фредерикс во всеподданнейшем докладе от 18 декабря 1912 г. испросил указаний государя о предоставлении монгольскому посольству «1.Помещения в одной из гостиниц Санкт-Петербурга и довольствия за счёт Высочайшего Двора и 2. Экипажей от Придворной конюшенной части».
Высочайшее разрешение было получено и началась подготовка визита первых лиц монгольского государства в Санкт-Петербург. В состав монгольского посольства, возглавляемого чрезвычайным посланником, министром иностранных дел Ханом Эрдени Дайчин Цин-Ван Хандо Дорчжи, входили советник посольства Эрдени Чжоун Бейсе Ширнин Дамдин, секретарь Церен Дорчжи, чиновник второй степени Бабу Дорчжи, переводчик от консульства в Урге Магбун Дашиевич Церенпылов, переводчик для русской переписки Цыден Дамба Дабданов, тибетский врач Емчи лама Чжамсо и восемь низших служителей. Состоящим при посольстве от министерства иностранных дел был назначен тайный советник Я. П. Шишмарёв. Прикомандирование к делегации Я. П. Шишмарёва, имевшего чин тайного советника и пользовавшегося в министерстве иностранных дел большим авторитетом специалиста по монгольским делам, являлось показателем важности монгольского посольства в глазах российского правительства ...