Снимаем с повозки мертвого солдата, вынимаем из кармана его военный билет, бирку. Его надо похоронить. Но сначала заходим в дом. Три больших комнаты, две мертвые женщины и три мертвые девочки, юбки у всех задраны, а между ног донышками наружу торчат пустые винные бутылки. Я иду вдоль стены дома, вторая дверь, коридор, дверь и еще две смежные комнаты, на каждой из кроватей, а их три, лежат мертвые женщины с раздвинутыми ногами и бутылками.
Ну предположим, всех изнасиловали и застрелили. Подушки залиты кровью. Но откуда это садистское желание — воткнуть бутылки? Наша пехота, наши танкисты, деревенские и городские ребята, у всех на Родине семьи, матери, сестры.
Не пойму или не понимаю, поэтому и не то, что не верю. Просто каким садистом нужно быть самому, пусть и увидев это. Написать в письме это девушке, я без понятия. О трупах в доме с бутылками во .............герой блин.
И ещё. Если бы он эту книгу написал в 60-70-80х, это одно. Тогда когда писали писатели-фронтовики жестокую окопную правду. И как писали, но в то верилось. А здесь в 90 е и после, писали уже и по заказу определённому. Там может быть 90% процентов правды, но пишется и такое. Всего может быть несколько строк. Как бы в общем процессе происходящего. И расчёт срабатывает. Вырывают эти строки из произведения наши "доброжелатели". И тиражируют их в массовых СМИ западных, о "русских зверях" убивающих и насилующих всё, что шевелилось. И зверства нацистов на просторах нашей Родины уже и не зверства , а защита от коммунистов и советов. А между прочим такие приказы строгие были, при вступлению на территорию Германии. Своих перед строем расстреливали за мародёрство и прочее.Сажусь за стол и пишу письмо (тоже треугольник) Саше. Про двуколку, убитого почтальона, как вытащили по одному письму — кому что достанется, и как раз ее письмо досталось мне — не Ивану, а Леониду, рассказываю о превратностях войны, о трупах в доме, о себе.